Марчин Вольский - Пес в колодце

— Ты записывался? — останавливает магната бородатый цербер, словно бы живьем взятый из комикса про Астерикса.

— Пускай войдет, — слышен тихий голос изнутри. — Благословенны блуждающие, ибо будут выпрямлены пути их.

Целитель не подал руки Гурбиани, лишь подвинул ему алюминиевый рыбацкий стульчик, сам же уселся на лавке из не струганных досок, откуда присматривался к прибывшему.

— Итак, вы приехали ко мне, в основном, за тем, чтобы спросить, откуда мне стало известно о вашей болезни, и каким образом я предвидел смерть синьоры Фингер? — говорит он, еще до того, как Альдо успевает открыть рот. Изумленный магнат лишь кивает. Этот хитроумный маг смог застать его врасплох уже первыми словами.

— Все просто, я могу видеть ауры людей. Впрочем, я их всегда видел, только когда-то не мог их правильным образом распознавать, теперь же чувство замечания их у меня несколько обострилось.

— Я понимаю, излучения биотоков больного человека отличаются от тех, которые выделяет здоровый человек, но не могу представить возможности предвидеть смерть человека в дорожной аварии. Вот это уже в голове не умещается.

— Вы когда-нибудь были в Африке? — звучит вопрос, вроде бы совершенно не по теме.

— Естественно. И не раз.

— Тогда вы должны были видеть, как по следу больного животного идут гиены. Они чувствуют добычу. И они тоже.

— Кто это — "они"?

— Я их не назову, хотя у них множество наименований. Таятся днем и ночью. Иногда ближе, иногда — дальше. Когда чувствуют, что время приходит, обкладывают душу, словно волчья стая, не допуская к ней света. И вот тогда-то делаются видимыми. Для меня, но не только…

— Вы видите дьяволов? — Альдо хочет рассмеяться, но его пронзает дрожь.

— Я вижу концентрирующуюся тьму и чувствую зло. Бедная Мейбел… Они были рядом так близко. Помочь я ей не мог, но каждодневно молюсь за нее.

— То есть, вы хотите сказать, что мою самую лучшую сотрудницу после смерти утащили в преисподнюю* — Гурбиани испытывает ярость, поскольку в этой беседе позволил заставить себя защищаться.

— Ничего подобного я не утверждал. Ибо никто не знает ни Той Стороны, ни приговоров Отца. Я лишь чувствую боль ее души, страх, страдание, по ночам слышу ее вопль из глубин… Но я не знаю, является ли ее проклятие окончательным и вечным.

— Ну ладно, святой синьор. — Альдо решает сменить тон. Я выслушал кусок проповеди, приписанной на нынешнюю дату, а теперь поговорим откровенно. Могут ли ваши биоэнерготерапевтические способности справиться с моим раком?

— Не знаю.

— Это что: уклонение или приглашение к финансовой торговле?

— Все зависит от вас.

— Тогда назовите сумму.

— Мы неверно поняли один другого. Я не торгую человеческой жизнью. Я должен знать, действительно ли вы желаете жить.

— Так кто же, мать его, не желает. Да, мир — штука паскудная, но это еще не причина, чтобы покидать его до пятидесяти лет.

— Синьор Гурбиани, каждый врач скажет вам, что обязательным условием лечения является акцептация его организмом. Нельзя помочь больному, который опустил руки и согласился со смертью.

— Так ведь я не соглашаюсь.

— Согласились вы очень давно, будучи еще ребенком, переложив ненависть к отцу-садисту и бросившей вас матери на целый мир, и обидевшись на Бога за то, что он вам не помог. А потом вы лишь ухудшали это состояние, всякий день уступая собственным слабостям, заменяя собственные страхи гордыней и наглостью. А деньги стали со временем единственным мерилом вашей собственной ценности.

— Кто вам об этом наболтал?

— Вы знаете, в языке футболистов имеется определение: " постоянные элементы игры ". Пускай каждый человек и является неповторимым существом, как и все на этом свете, но когда выслушаешь тысячи исповедей…

— Я не собираюсь перед вами исповедоваться, ни сейчас, ни когда еще либо. Не позволю одурачить себя чарами и базарными фокусами. Если вы способны меня вылечить, прошу: сделайте это, в знак благодарности я даже могу построить для вас какой-нибудь монументальный храм, сравнимый с тем, хотя бы, что возвели в Польше, в какой-то провинциальной дыре, называющейся, по-моему, на "Л" [24] Базилика скорбящей Богородицы, королевы Польши (польск. Bazylika Matki Bożej Bolesnej Królowej Polski ) — католический храм в деревне Лихень Стары неподалеку от Конина, Великопольское воеводство, Польша. Спроектирована Барбарой Белецкой и построена в 1994–2004 годах. Строительство финансировалось пожертвованиями паломников. Имея неф длиной 120 метров и 77 метров в ширину, центральный купол высотой 98 метров и башню высотой 141,5 метра, эта базилика является крупнейшей церковью в Польше и одной из самых больших в мире. Собор посвящён Скорбящей Богородице, королеве Польши, чья икона, вероятнее всего созданная в XVIII веке, выставлена на главном алтаре базилики. Это одно из главных мест паломничества в Польше. В колокольне базилики находится самый большой колокол в Польше под названием "Мария Богородица". — Википедия , только прошу: не надо никаких обращений моих взглядов.

— Тогда будет лучше, если мы распрощаемся.

— Ну, естественно, хитрожопый.

Гурбиани вскакивает.

— Но я знаю, что вы и так вернетесь.

— Ты каждому это говоришь?

— В тебе столько ненависти, и столько же пустоты, ожидающей любви.

— Все это херня на палочке!

— Я буду ждать тебя и буду молиться. Не знаю, удастся ли мне исцелить твое тело, но душа важнее. Если ты сможешь найти в себе покаяние за собственные грехи, то найдешь силы и на покаяние, и на удовлетворение.

Альдо уже не хотел слушать всего этого. Он выбежал из шалаша. Дождь как раз кончил лить. Горы во всем своем величии сушились под солнцем, и половину неба перепоясывала громадная радуга.



— И вы ни на миг не усомнились в шанс переубеждения Гурбиани? — спрашиваю я Раймонда Пристля.

— Мне нельзя было. Я знал, что засеял зерно. И чувствовал, что оно глубоко запало. Гурбиани, пускай обиженный и взбешенный, вышел отсюда другим человеком. Хотя, возможно, он и сам того не понимал. Впрочем, прошу припомнить самому.



В Сионе он очутился уже к вечеру, уставший, с раскалывающейся головой, злой оттого, что зря потратил время. К тому же, пророк привил ему дополнительное беспокойство в душе… Они. Ждущие, окружающие его все более тесным кругом. Дьяволы? Слуги сатаны? Эринии? Полнейшая чушь. И что этот чертов монах сделал такого, что даже сейчас Альдо чувствовал их присутствие… Могущество долбаного убеждения!…

Он поставил магтнку на стоянку и возвращался в гостиницу через мост на Роне. После недавних дождей река вздулась, только, погруженный в раздумья, он не обращал на это внимания. Тут же подумал, а вот тот звук, который услышал, это отражение собственных шагов по каменной балюстраде или же… Из задумчивости его вырвал вопль: