Гордон Догерти - Assassin's Creed. Одиссея [litres]

– Нет. Нет! – стенала Миррин. Пошатнувшись, она упала на колени.

Деймос обрушил на сестру вихрь ударов, ранив ей руки и лоб. Он почти столкнул Кассандру в пропасть. Ее спасла воинская находчивость. Поддев ногой землю, Кассандра устроила пыльную завесу. Если бы не эта хитрость, меч Деймоса проткнул бы ее насквозь. А над горой с грохотом собирались грозовые облака. Вместе с ними внутри Кассандры поднимался яростный гнев. Пошел дождь, но наемница продолжала ударять копьем по мечу Деймоса. Через какое-то время демонический блеск в глазах брата начал гаснуть. Кассандре удалось выбить меч из его руки, и тот улетел в пропасть. Деймос скрючился на земле, загораживаясь руками, как щитом. Кассандра чувствовала, как напряглась ее рука, сжимающая копье. По всему телу пробежала судорога. Кассандра приготовилась ударить.

Острие замерло у самой груди Деймоса.

Они оба тяжело дышали, глядя друг другу в глаза. Над их головами оглушительно гремел гром.

Миррин подползла к детям, схватив дочь за волосы:

– Пощади его.

– Я совершал жуткие поступки, – прошептал Деймос. – Сестра, а ведь все могло быть по-другому.

– Еще не поздно, брат, – ответила Кассандра, в сердце которой вспыхнул огонек.

Деймос покачал головой:

– Повторяю: один из нас должен умереть. Ни у кого не было силы одолеть меня… пока я не сошелся с тобой в поединке на Сфактерии. Там ты была мне ро́вней. И потом, близ Амфиполиса. Если бы меня не подстрелил Клеон, мою жизнь оборвала бы ты.

– Зачем вспоминать прошлое? – взмолилась Кассандра. – Подумаем о том, что ждет нас впереди. Мы станем семьей, какой и должны были быть с самого начала.

Они переглянулись. Совсем как в тот страшный вечер, когда Кассандра почти уберегла его от падения в пропасть. По щеке Алексиоса скатилась слеза, смешавшись с дождем.

– Я не могу стать таким, каким тебе хочется меня видеть, – дрожащими губами произнес он и покачал головой. – Ядовитые травы пустили слишком глубокие корни.

Кассандра видела, как он потянулся к наголеннику, выхватил спрятанный нож, приготовившись ударить Миррин в шею. Время замедлилось. Кассандра вонзила полукопье Леонида в грудь Алексиоса на всю глубину лезвия, ощутив лишь судорогу в теле. Нож выпал из его пальцев. Алексиос смотрел в небо, медленно вдыхая воздух и зная, что это его последний вдох.

Миррин протяжно завыла. Кассандра зарыдала, не в силах сдержаться. Гром продолжал грохотать, постепенно удаляясь. Когда его раскаты почти умолкли, стихли и рыдания Миррин.

– Мама, я пыталась его спасти, – сказала Кассандра.

– Я знаю, – всхлипнула Миррин. – Теперь он свободен.

Еще несколько часов они провели на горе, обнимая друг друга и тело Алексиоса. Мало-помалу облака разошлись, и на гору Тайгет легли сочные оранжевые полосы предзакатного солнца.

Я шла сквозь тьму, не чувствуя страха; ведь я – спартанка, мисфиос, героиня войны. В этом старом, мрачном месте мои шаги звучали на редкость одиноко. Чем глубже под землю, тем дальше отступал летний зной, сменяясь прохладой. Я высекла огонь, зажгла факел и пошла дальше, минуя вырубленные в камне и ныне пустующие помещения. Но остались цепи и давным-давно высохшие пятна крови жертв Дельца. Я прошла через пустой зал с отвратительной статуей змеи. В чаше под ее каменными клыками не было ничего, кроме пыли, и змея голодала. Такой же толстый слой пыли лежал на алтаре, возле которого я впервые встретилась с двуногой змеей по имени Хрисис. Я шла дальше .

Часть меня по-детски мечтала, что в глубине здешних пещер я снова найду брата, как нашла его несколько лет назад, попав на собрание культистов. Однако я очень хорошо помнила, как мое копье расщепило ему сердце. Со времени его смерти прошел почти год. Мы похоронили его и пролили немало слез. Никто из нас не ожидал, что на похороны придет кто-то еще. Но пришли. Николаос и Стентор стояли вдали. Я увидела их и, смахнув слезы, пригласила подойти .

Вечером мы собрались за поминальной трапезой. Все чувствовали себя неловко, и порой это становилось особенно заметно. Помню, Николаос, сидящий в одном конце стола, попросил чашу вина. Мама, сидящая в другом конце, налила … потом залпом осушила и продолжила есть. Стентор смущенно усмехнулся и сделал вид, что закашлялся. Трапеза не могла исцелить давние раны. Возможно, они никогда не исцелятся. Но между нами хотя бы появилось взаимопонимание. Прошлая ненависть была похоронена вместе с культом .

С благословения матери нынешней весной я совершила последнее путешествие, зная, что его мне не избежать. Едва «Адрастея» вышла в море, Варнава и Геродот вновь стали неразлучной парой. Оба вспоминали наши совместные приключения. Рассказчиком был капитан, заметно приукрашивавший события. Геродот торопливо все это записывал на своих табличках, высунув от усердия язык .

К острову Тира, в древности пострадавшему от извержения вулкана, мы пристали тихим, погожим днем. Море напоминало зеленовато-голубой шелк. В воздухе – ни ветерка. Геродот предложил сопровождать меня к черным горам, но я отказалась. Это путешествие я должна была совершить одна … точнее, с Икаром на плече. Я обошла вокруг обветшавшего кратера взорвавшегося вулкана. А вдруг утверждения Мелитона о замысловатых письменах, вырезанных на скалах, были всего лишь розыгрышем, дерзкой шуткой? Что может находиться на этом забытом богами острове, кроме пепла и камней?

Я поднялась к вершинам. Целыми днями я бродила по труднопроходимым местам. Однажды передо мной оказалась гладкая скала. Я бы так и прошла мимо, если бы не оперлась о скалу рукой. Пальцы ощутили многочисленные углубления. Я отошла на пару шагов и тогда увидела странные письмена, отбрасывающие едва заметные тени. Возле этой скалы я задержалась на несколько дней, снова и снова всматриваясь в символы. Ночью я тоже смотрела на них в надежде, что они вдруг засияют, как о том рассказывал Мелитон. В одну из ночей они действительно осветились. Часть скалы отодвинулась, открыв потайной вход в недра горы. Я вошла и вот там-то и встретилась с ним. С моим настоящим отцом .

С легендой по имени Пифагор .

Со дня его предполагаемой смерти прошло более шестидесяти лет. Его возраст значительно превышал все мыслимые границы человеческой жизни. Но его глаза сверкали жизненной силой, а ум ничуть не утратил прежней остроты. Его слова изменили все. Он показывал мне такое, о чем я не смогла бы рассказать никому … разве что Варнаве. Пусть внешне остров Тира выглядел бесплодным клочком суши, но за каменными вратами скрывались поистине золотые чудеса. Диковинные письмена были лишь началом. Пифагор вручил мне древний посох. В руке посох ощущался столь же необычно, как и мое копье. Пифагор показал мне множество других, не менее впечатляющих чудес. Увы, трагедия словно шла за мной по пятам. Радость нашей встречи оказалась недолгой. В обществе своего настоящего отца я провела всего несколько дней. Блеск в глазах Пифагора начал тускнеть, походка утратила пружинистость, а дыхание сделалось поверхностным. По его словам, так и должно было случиться, поскольку его долголетие зависело от посоха, который теперь принадлежал мне. На третью ночь меня разбудило натужное дыхание Пифагора. У него посинели губы. Я хотела ему помочь и вернуть посох. Пифагор отказался, заявив, что настал его смертный час. Как и Алексиос, он умер у меня на руках .