Василий Щепетнёв - Темные зеркала

— Вы все перечислили?

— Остается лаборатория директора. Там, действительно, теоретики. Наблюдение за полями перемещения и создание единой теории поля. Два человека.

— Вы как будто скептически относитесь к этой проблеме?

— Помилуйте, разве я смею? Я всего-навсего магистр, а Кирилл Петрович Леонидов — академик, десять лет провел в Кембридже.

— Но разве теория поля не признана лженаучной? — Шаров вспомнил университетские семинары. «Вещество, вещество, и еще раз вещество!», — ломоносовский завет.

— Директор вправе сам выбирать себе тему, — дипломатично ответил Семеняко.

— Вы поддерживаете связь со своими коллегами?

— Ну… — было ясно, что Семеняко задет. Словно калеке в лицо сказали, что он калека, — Мы получаем литературу — журналы, монографии… Сами посылаем статьи, без подписи, но все же…

— А личное общение? Ваши сотрудники, вы сами бываете на симпозиумах, съездах?

— В силу специфики нашего учреждения в настоящее время персональное участие в такого рода мероприятиях считается нецелесообразным, — бесцветным, невыразительным голосом ответил Семеняко, но глаза кричали: «Ублюдок! Поганый, сволочной ублюдок!»

— Хорошо. Контакты с зарубежными учеными также отсутствуют?

— Год назад была английская делегация. Со станции Берда. Об этом много писали в Газете.

— Я помню. Встреча в Алозорьевске. Визит вежливости, не так ли?

— Прибыли два представителя марсианской станции Берд, познакомились с городом, посетили Научный корпус, провели совместный эксперимент — определение напряженности поля перемещения — и в тот же день отбыли назад, — монотонно, механически сообщал Семеняко. («Говорящая машина к вашим услугам».) — В непосредственном разговорном контакте в Научном корпусе были задействованы двое: директор Леонидов и я, в постановке эксперимента с российской стороны участвовали те же. Отчет о встрече передан в соответствующие инстанции, замечаний не последовало.

— Чего только в этих инстанциях не случается. А как, каким путем оказались здесь англичане?

— Сначала со станции Берд их переместили через Гринвич и релейную цепь в Пулково, а уж из Пулково — сюда. И возвращались они так же.

— А напрямую? Возможно перемещение напрямую?

— Исключено. Во-первых, станция Берд от нас в трехстах верст, понадобилось бы полдюжины ретрансляторов. И, во-вторых, наши и Бердовские передатчики работают в зеркальном режиме — мы возвращаем на Землю ровно столько массы, сколько она посылает нам. Собственной мощности не хватит на посылку и кошки.

— «Сколько в одном месте прибудет, столько в другом тут же убавится», — процитировал Шаров слова основоположника наук. Вернее, прочитал — они бронзовыми буквами выведены были под портретом Михайлы Васильевича.

— Совершенно верно.

— Насколько я помню, намечался ответный визит?

— Намечался. Но в настоящее время никакой подготовки не ведется.

— Да, да… — Шаров знал, почему. И каждый знал. Год назад Россия пыталась подружиться с Англией против Германии, но сейчас английская оттепель кончилась, вернулись морозы. Оймяконские.

— А письма? Вы… или академик Леонидов? Не обмениваетесь ли письмами с англичанами? — сказал, понимая, что несет чушь.

— Ну какие письма, капитан! — вдруг озлился Семеняко, — Я из дому, от жены, три года вестей не имею. Мы — и письма в Англию! Без права переписки, понимаете? Без права!

— Вы успокойтесь, — Шарову Семеняко не понравился с самого начала, но сейчас на мгновение стало жаль магистра. Жалелыцик нашелся. Работу работай, тогда и жалеть времени не станет. Уяснил? Так точно, ваше-ство! Я страсть какой умный!

— Простите, — товарищ директора по науке взял себя в руки. — Что-то я не того наговорил.

— Ничего страшного. Значит, утечка сведений отсюда исключается?.

— Во всяком случае, я не представляю такой возможности. А что, имеет место?

— Имеет. Только это секрет.

— Понимаю… — Семеняко посмотрел на санитарного ответственного.

— Он допущен, — успокоил магистра Шаров. Бо-ольшой такой секрет, секрет на весь свет.

— Если вы хотите видеть академика…

— Хочу? Это моя обязанность. Все, что я делаю здесь — обязанность. Здесь и в любом ином месте.

— Тогда позвольте мне представить вас академику. Ваш провожатый… Академик иногда бывает резок.

— Я подожду вас в музее, — с готовностью согласился Зарядин, — Он здесь, рядышком, в фойе конференц-зала.

Академик Шарова не узнал. Еще бы. Сколько лет прошло — пятнадцать? Нет, двадцать один. Не люблю арифметику. Слишком точная наука.

— Пополнение? На укрепление научных сил?

— Нет, — поспешил представить Шарова магистр.

— А… Департамент… Наукой заинтересовались?

— У нас всем интересуются.

— Широкий профиль? Похвально, похвально. Может быть, просветите старика, а то бьюсь-бьюсь который год, а до сути добраться не могу.

— К вашим услугам. Если вопрос мне по силам.

— По силам, по силам. Вы ведь доки. Так вот: почему Луна не из чугуна?

А он шутник, академик. И даже фрондер — вместо обязательного портрета Ломоносова повесил англичанина.

— Интересуетесь? Это сэр Исаак Ньютон. Не последний человек в мире науки, поверьте.

— Нисколько не сомневаюсь.

Портрет был неплох. Настоящий портрет, не олеография. И смотрел сэр Исаак с грустью — вот и ему пришлось хлебнуть Марса. Не думал, не гадал, и надо же… От сумы, тюрьмы и Марса никогда не зарекайся. Действует атмосфера кабинета. Раньше, двадцать лет назад, попасть в лабораторию Леонидова было мечтой любого студента, легенды о Леонидовских пятницах ходили самые невероятные. Сбылась мечта. Как всегда, не так и не тогда.

— Ну, капитан, что в вашем департаменте насчет Луны решили?

— Луны? А зачем ее из чугуна делать? Непрактично. Тяжелой Луне никак нельзя быть, оторвется от хрустального свода, двойной ущерб: в небе дырка и на Земле что-нибудь раздавит. Да и чугуну столько не отлили, на целую Луну. На месяц разве, и то на самый узенький.

— Удовлетворительно. С двумя минусами за избыточность аргументов. Что на этот раз заинтересовало ваш департамент?

— А мы всем интересуемся, кто знает, что в жизни пригодится. Позавчера перемещением, вчера русином, завтра, может быть, свойствами урана… — Шаров заметил, как улыбнулся сконфуженно Семеняко. Ничего, ничего, все может быть, и уран на что-нибудь да сгодится.

— Так чем могу служить?

— Пока не знаю, — честно ответил Шаров.

— Знать вопрос — все равно что знать ответ, — назидательно произнес академик, — Может быть, вас интересует теория поля? Или наличие электрических разрядов в атмосфере Марса — мы тоже прикладной тематики не чураемся? Такой громоотвод соорудили, только сверкни где молния. Будете снаружи, обязательно полюбуйтесь.