Алекс Бор - Историкум. Мозаика времен [Сборник]

– Счастливо оставаться, – сказала провожавшему и начала отсчитывать этажи.

Минус один: холод подземелья прошёл сквозь кожу; минус два: сердце сжало железной рыцарской перчаткой; минус три: ноги сделались ватными; минус четыре: в голове забухала кровь; минус пять: Надя выключила эмоции, превратившись в машину.

На этот раз встречал знакомый охранник Сашка, молодой и крепкий мужчина. Мышцы угадываются даже под курткой. Было время, он ухаживал за Надей.

Люгер взметнулся со скоростью кобры и так же быстро плюнул ядовитой слюной. Сашкин лоб украсила тёмная дырка, а тело грузно рухнуло на каменный пол. На звук выстрела из камеры хранения высунулась рука с наганом и, зачем-то, правый глаз. В него-то и попал второй плевок люгера. Теперь спешить, пока интеллигенты не сообразили закрыть медицинский кабинет и не подошла подмога. Надо отдать должное – интеллигенты почти успели. Всё же не просто «врачи», а сотрудники ОГПУ. Надя сорвалась на бег и, не снижая скорости, ударила левым плечом по толстенному железу, не давая закрыть тяжёлую дверь на засов изнутри. Та поддалась, отшвырнув «врача». Плечо обожгло болью. Скорее всего, перелом, но это уже не важно. Стреляет верный чекист с правой. Две пули – и ещё два трупа. «Котят надо топить, а то их станет больше, чем клопов». Вопрос лишь в том, кто котёнок, а кто топит.

Надя вбежала в комнату, вытащила из-под пиджака гранату, швырнула в агрегат. Сама выскочила в зал, прячась за дверью. Взрыв сотряс несущие стены, но они устояли. Заглянула, убедилась: от того, что почтительно называли агрегатом, остались ошмётки. Бросилась к другим дверям. Дёрнула – заперто.

«Ладно, вскрою», – подумала Надя, укладывая вторую гранату под дверь.

Пряталась снова за бронёй медицинского кабинета, только теперь внутри. Мощный взрыв опять проверил бункер на прочность, и тот снова выдержал. Дверь покорёжилась, но пролезть с трудом всё же было можно. Не тратя время на изучение содержимого комнаты, Надя побежала в камеру хранения. В люгере оставалось четыре патрона. Перевернув Сашкино тело, забрала у него наган. Ещё семь патронов. Войдя внутрь, поспешила к сплошному ряду металлических шкафчиков с номерами. Металл хороший, но замки никудышные. Зинина пожалела, что не умеет работать отмычкой. Придётся так, грубой пороховой силой. Приставила дуло почти вплотную к замку и нажала на курок. От грохота, отражённого несколько раз от железных стен, заложило уши. Зато дверца сорок шестого открылась. Пусто. Сорок седьмой – выстрел – пусто. Сорок восьмой – выстрел – наган. Проверила барабан – полный.

«Отлично!» – подумала Надя, убирая свой люгер с последним патроном в кобуру. При этом, забыв о травме, потревожила левую руку и, заглушая боль, прикусила губу. Ещё чуть-чуть, довести дело до конца, иначе взрыв агрегата останется просто глупостью.

Бегом вернулась к раскуроченной двери, протиснулась внутрь. По всей стене шли стеллажи с контейнерами. На каждом номер. Искать записи соответствия вдовца и номера его контейнера было некогда. С минуты на минуту придут.

Достала ближайший контейнер – вытянутую железную коробку, напоминающую пенал, наверняка бронированную. Выстрелила. Крышка отвалилась, обнажая содержимое. Надя увидела, что в контейнере действительно билось сердце, вот только оно было прозрачное и слабо светилось. Что это за субстанция, как её извлекали из груди без боли и физического вмешательства и как человек без неё жил – оставалось загадкой. Но Зинина пришла сюда не за ответами. Она не уничтожит всех, кто знает принцип работы агрегата, но может заставить отказаться от его использования. Если те, кто принимает решение посылать людей на минус пятый, увидят, чем это грозит. Если цена станет слишком высокой.

– Прости меня, товарищ. Я не знаю, кто ты, я не знаю, где ты, но я убиваю тебя. Прости меня, я делаю это ради будущего. Светлого будущего. Господи, если ты есть, пусть мне не попадётся Гришин контейнер!

Выстрел – и живая ткань превратилась в мёртвую. Снова контейнер. Снова убить неизвестного человека. И снова, и снова. Четырнадцать выстрелов – семь трупов. Она расстреляла все патроны и выбежала в зал, чтобы обыскать труп второго охранника. Не успела – с другой стороны входной двери послышался топот. Оставалось несколько секунд. Выдернув из кобуры любимый люгер, приставила дуло снизу к челюсти и чуть нажала курок указательным пальцем…

Четверо охранников, вооружённые до зубов, с гранатами на поясах прятались за дверью.

– Сдавайся! – глухо выкрикнул один.

Послушав тишину, махнул другим, и, стреляя, они вывалились в зал. На полу, с разнесённым затылком, валялось одно тело, рядом – другое, в пиджаке, широких штанах и без крышки черепа. Мозги смешались с тёмной кровью, тонкой струйкой стекавшей под ноги охранникам. Из открытой двери камеры хранения виднелись ноги в чёрных ботинках с развязанным шнурком. Дверь медицинского кабинета оплавлена, другая свёрнута взрывом чуть ли не в трубочку.

– Уходим. Это уже не наша работа, – произнёс высокий мужчина, пряча оружие.

В Польше, Финляндии и Турции сотрудники ОГПУ, работавшие по спецзаданиям, провалили операции из-за серии внезапных смертей. Выступая на пленуме ЦК, Феликс Эдмундович схватился за грудь. Что-то сдавило, навалилась тяжесть, ноги сделались чужими и непослушными. Тело будто попало под грузовик, зрение отказало, слух тоже. Какую-то долю секунды он удивлялся столь неожиданному бунту организма, а потом осел на пол. Больше Дзержинский не поднимался.

Первым приказом Вячеслава Рудольфовича Менжинского, сменившего Дзержинского на посту председателя ОГПУ, стал приказ с грифом «особо секретно»: «Об усилении мер предосторожности при допуске к специальным заданиям». Приказывалось: сократить количество чекистов, имеющих право допуска к агрегату; создать несколько разных бункеров – для руководящего состава и полевых работников; использовать броню повышенной прочности; отказаться от использования обычных замков.

Исполинские события, которые случились в Заболоцком уезде и взбудоражили всю Российскую империю, начинались скромно и обыденно. Солнечным утром в середине апреля по слякотной просёлочной дороге, что ведёт к селу Неклюдово, ехал верхом господин средних лет. Был он одет в зелёный кафтан и того же цвета бриджи – костюм, долженствовавший изобличать заправского охотника. Однако ж таковым наш господин не являлся, а был он, напротив, человеком сугубо городским и к сельской жизни непривычным.

Имя тому господину было Пётр Невровский. Дворянского звания, а по роду службы – что-то сродни журналисту. Сочинял для газет, как равно и для дальновидения, материалы, принадлежащие к области адвертайзинга. В юности постигал он этот предмет в Ярославском университете, кончил с отличием, а после ещё совершенствовал образование за границею. Побывал в Европе и в Новом Свете. Ныне господин Невровский слыл по части коммерческой рекламы пребольшим мастером. Публикации его помещались и в уфимских газетах, и в московских, и даже в ярославских. Вот и сейчас, по дороге на охоту, крутил он в голове очередную адвертацию.