Алекс Бор - Историкум. Мозаика времен [Сборник]

Самые ответственные слушатели, вроде бортнавигатора Степчука, внимательно чирикали в тетрадках. Некоторые на видное для политрука место положили рулончики фотокниг: в эти дни посещение корабельной библиотеки выросло в разы. И неудивительно: в конце квартала команде грозил выборочный зачёт и проверка конспектов.

– Гнусный оскал капитализма демонстрирует себя на страницах прогрессивного писателя во всей красе. Старшина Василько, новый кадр с цитатами. Мы увидим, – продолжал Николаенко, – что не только продавцов морили голодом парижские эксплуататоры, но и в семейном быту труженикам приходилось довольствоваться объедками капитализма… Цитирую: «Обед был самый простой. Когда после супа служанка подала варёную говядину, дядя вернулся к неизбежному разговору о „Дамском счастье“… Служанка подала жареную телятину… Чтобы успокоить мальчугана, пришлось дать ему десерт – лежавшее перед ним печенье… Появилась жареная картошка. Все медленно клали её себе на тарелки, не произнося ни слова». Или вот: «К обеду пришёл Гожан. Как только подали скромное жаркое – баранью ногу, – он приступил к делу…»

– Харашо бы сейчас барашек на ужин! – раздалось в заднем ряду.

Николаенко строго посмотрел на оратора.

– Гонгадзе! Я не уверен, что вам так уж понравилось бы гнуть спину на эксплуататора, довольствуясь на обед скромным выбором из рагу или ската! Я прав, Гонгадзе?

Карандаш завис над блокнотом в чёрном кожаном переплёте.

– Так точно, товарищ политрук! Асобенно вазмутительно, что этот капиталист им на обед давал адын бутылочка вина!

– Вот именно, товарищи. Алкоголем эксплуататоры пытались заглушить протест трудящихся против невыносимых условий питания…

– А пшёнку и перловку им давали, однако?

– Нет, конечно, товарищи! О чём вы говорите! На второе могли дать артишоки, на десерт – персики.

– Ептыть… – посочувствовал кто-то французскому трудовому народу.

– И ни компота из сухофруктов, ни сметаны в стакане, ни хлебного шницеля… Ничего из привычных и любимых блюд не нашёл бы в этой столовой советский труженик!

Общий вздох, пронёсшийся по рядам, демонстрировал полное и единодушное сочувствие советской команды замученному народу Парижа.

– Иногда голодным продавщицам приходилось посылать мальчика за апельсинами! Вы видите на экране… Видите на экране… Старшина Василько! Старшина Василько!!!

В умиротворённый сон старшины, грезящего о скромном жарком из бараньей ноги, вторгся далёкий крик политрука Николаенко, перекрываемый тревожной сиреной. «Кажется, это катастрофа», – осознал мозг за микросекунду до пробуждения, а ещё через пару мгновений окончательно проснувшийся Василько понял, что звук боевой тревоги ему не приснился. Он действительно разливался по палубам могучей «Сибири», символизируя спасение от лекторского таланта политрука и гарантируя высотой тона столкновение с неведомой опасностью.

Но какая б задница не подстерегала впереди по курсу крейсер «Сибирь», лекция политрука Николаенко осталась позади.

Силовые защитные установки врубили на всю мощь, энергетики «раскочегарили» ядерные установки до алой черты, так что махину крейсера слегка потряхивало, и серебряные подстаканники позвякивали совсем как в мягком купе поезда, что мирно мчится над таёжными просторами, над сопками и Байкалом. Но уют был обманчив: на «Сибири» ввели боевое положение.

В рубке вице-адмирала после краткого заседания осталось трое: Комаров, Хвыля и Николаенко. Серьёзные решения вице-адмирал предпочитал принимать в самой тесной компании. Сквозь ажурную вязь подстаканников тепло просвечивал «военный чай», совсем не по-чайному благоухая армянским коньяком, и руководящая триада крейсера углубилась в обсуждение тактических данных.

– Совершенно невероятная встреча, – вице-адмирал Комаров, постукивая пальцами по столешнице, сосредоточенно глядел на снимки, сделанные бортразведкой «Сибири».

– В космосе какой только хрени не встречается, – философично ответил подполковник Хвыля, командир специальной десантной бригады, базирующейся на «Сибири».

Он взял несколько снимков в правую руку, не выпуская бычок из шуйцы, – Хвыля был левшой и ещё в школе категорически отказался переучиваться, несмотря на все усилия советской педагогики. На фотографиях из космической тьмы выступал угловатый, оскалившийся орудийными башнями, громадными выступами дизельных генераторов и уступами для старта десантных дирижаблей. От всего этого железного голиафа, втрое превосходящего «Сибирь» по размерам, веяло невообразимой стариной, когда ещё ракеты стартовали наугад, а учёные рассчитывали запускать дирижабли в марсианскую атмосферу.

Ракурсы были не слишком удачные, название не получалось разобрать. Но к объекту уже запустили «невидимки» с кинокамерами, и с минуты на минуту должен был начаться приём первых динамических отчётов. Пока же мощные фотографические телескопы крейсера дали максимально подробную картинку, и срочно сделанные снимки были ещё влажными после проявки.

– Древность-то какая, – пробормотал Николаенко, снял очки, протёр, близоруко сощурился, словно это помогло бы ему детальней рассмотреть объект, и снова водрузил их на переносицу. – Если это то, о чём мы думаем, мировой империализм уже раззявил любопытное хлебало. Надо срочно устанавливать контакт с этим летающим плезиозавром.

– Ты, Митя, не горячись, – мягко сказал вице-адмирал. – Сначала проведём разведку…

– В кои-то веки он дело говорит, – не согласился Хвыля. – Смотри сюда, – он ткнул в крохотную точку на фотографии. – Это ж стопудово американский шпион. Разлеталась тут шушера, покою нет. Уже, небось, запись передаёт.

– Ну, положим, не всё так плохо, – поморщился Николаенко. – Контрразведка у нас находится не на таком низком уровне, как полагают некоторые апологеты активного действия. Мы эффективно глушим сигнал. Давайте лучше, товарищи офицеры, на ящик «Киндзмараули» спорить: это то самое или что-то другое?

Тут наконец пошёл телесигнал. Офицеры сразу заметили, что к мини-шпиону присоседились ещё три любопытные звёздочки.

– Ну, посмотрим, что за кашалот, – пробормотал Хвыля, со смаком впиваясь в цельный лимон.

На экране поплыло изображение колоссального корабля. Теперь наконец удалось прочитать полустёршееся название: «Электросталин».

– Это он, – выдохнули три горла разом.

Комаров разлил по стаканам остатки коньяка и пошёл к сейфу – за второй бутылкой.

– «Электросталин», – прошептал Николаенко. – Мы не ошиблись. Мы его нашли.

– Нашла галоша коровью лепёшку, – пробормотал Хвыля. – Дывысь ты, и вправду «Электросталин». Собственной персоной. Не было заботы, купила баба порося.