Алекс Бор - Историкум. Мозаика времен [Сборник]

– То вёдер нет, то льда не завезли, – пробормотал Николаенко, разворачивая паёк.

– Что? И вёдер нет? Опять вредительство? Откуда ты знаешь? А, новый номер уже читал? А мы ещё нет. Мы все вместе перед вечерними политзанятиями читаем. Как тебе вчерашняя передовица, кстати?

– Три раза перечёл, – соврал Николаенко.

– Ха! Ещё бы! Вот товарищ Эскос приложил этого говнодума, так приложил! Раскритиковал со всех точек зрения.

– Правильно его в моче утопили, – жуя, сказал Гек. – Это ж надо выдумать – цикл самоочистки и второй круг водоиспользования! Пусть теперь сам свою мочу хлебает. А ты чего не ешь?

Николаенко заставил себя изобразить аппетит, хотя грубый чёрный хлеб и ржавая селёдка не вызывали у него энтузиазма.

– Вчера ещё одна важная статья была – о мещанских настроениях среди остатков старшего поколения, – сказала Стэля. – Вот почему так: вроде трудится комсомолец, учится политически… Потом становится старше, детей заводит и перерождается. Среди пионеров в чистку уходит всего пять процентов, среди младших комсомольцев – десять, а среди старшей комсы – уже тридцать! А к сорока годам остаются единицы сознательных людей. И беспартийные, и коммунисты – перерождаются… – Она было задумалась, но тут же встрепенулась. – Давайте же направим все силы на благо нашего корабля, пока мы молоды! Да здравствует смена прогрессивных поколений!

«М-да, как-то не так я представлял себе страну вечного комсомола», – подумал политрук.

Поев, бригада явно повеселела. Гек лихо ударил себя по коленям и под стук колёс вдарил частушку:

– Как над нашим над заводом пролетал аэроплан! Все раззявили хлебала, а я стырил чемодан!

– Как тебе не стыдно, Гек! – покраснев, воскликнула комсомолка. – Как будто советский человек может украсть чемодан! Антисоветские у тебя песни! Сегодня же раскритикуй себя на собрании комячейки барака!

– Ну Стэля, ну ладно тебе… Это ж частушка!

Девушка жёстко отрезала:

– Эта частушка поётся так: «Как над нашим над заводом пролетал аэроплан, все раззявили хлебала, а я выполнила план!»

– Я так и хотел спеть! Только перепутал…

– Ты, Гек – контрреволюционная сволочь и хам! Ублюдок троцкистских палачей, бухаринец и дегенерат!

Остальные притихли. Каждый из парней прятал глаза.

Наконец Чук попробовал разрядить обстановку.

– А кто ещё споёт – крепкое, советское? Может, ты, товарищ Дмирт? Забацай частушку, по-нашему, по-рабочему!

Николаенко подумал, припомнил подходящее, откашлялся:

– Говоря о планах НАТО, не могу, друзья, без мата…

Он уже хотел было выдать вторую строчку, как почувствовал, что в кабине тепловоза повисла мёртвая тишина.

По-прежнему доносился перестук колёс локомотива, но все молчали так напряжённо, что начало звенеть в ушах. Комсомольцы смотрели на Николаенко во все глаза, и выражение этих глаз ему остро не понравилось.

Политрук понял, что промахнулся. В разведке как на минном поле – ошибиться можно только раз. Он всегда гордился своим знанием истории, но тут оно подвело политрука. Казалось бы, какая разница – возникло НАТО в первой или во второй половине далёкого XX века? А поди ж ты, такая мелочь стала вопросом жизни и смерти.

Комсомолка удивлённо спросила:

– Нато? Что это такое?

– Стэлька… Да ты глянь, как он селёдку ел – голова целая…

– Ты на пальцы его, на пальцы посмотри!

Николаенко почувствовал, как холодеют ладони.

– Ты кто такой? – Чук рванул его за ворот. – Ну, колись, контра! Под колёса сброшу!

– Да он же интервент! Вяжи его, товарищи!

– Погодите! – Девушка властно взмахнула рукой и обратилась к политруку: – Ты – один из тех интервентов, которых обезвредил товарищ Эскос?

Она пристально глядела в глаза Николаенко.

– Нет, – сказала она наконец. – Ты не интервент. Те открыто пришли на наш корабль, а ты подло проник под овечьей шкурой. Ты двойная мразь, Дмирт.

– Дмитрий. Меня зовут Дмитрий. Я – гражданин Советского Союза, огромной космической державы, где построен коммунизм. Пойдёмте с нами, ребята. Вас приглашают великие стройки, громадные заводы, колосящиеся нивы советской страны! Вам откроют двери вузы великой Страны Советов, её грандиозные научные комплексы и лаборатории, где куются великие открытия! Вас ожидает борьба с буржуазным гринписом за растопление льдов Антарктики… короче, много всего интересного! Вас ждут лунные оранжереи, марсианские сады, виноградники Ганимеда…

– Партия не может ошибаться, – прошептала девушка.

– Она и не ошибается, – твёрдо сказал Николаенко. – Просто прошло уже три столетия.

– У вас уже коммунизм, да?

– У нас уже коммунизм.

Чук, Гек и Фиг деловито вязали разоблачённого агента космической буржуазии.

– Я не шпион, – сказал Николаенко, честно глядя в голубые глаза комсомолки. – Я – советский человек. Ты мне веришь?

Мужчина лет тридцати-тридцати пяти, в галифе и френче, расхаживал по кабинету, в котором состоялась очная ставка между Хвылей и Николаенко. Он курил дрянные сигареты, заполняя помещение крепким дымом. Это и был товарищ Эскос, о котором уже слыхал Николаенко. Нетрудно было догадаться, что имя означает Электросталинский Космос.

– Значит, вы продолжаете утверждать, что не имеете отношения к марсианской разведке? – вкрадчиво вопрошал товарищ Эскос.

– «Марсианская разведка» – буквосочетание бессмысленное, – терпеливо отвечал Николаенко. – Я же объяснял вам, что сферы влияния поделе…

Короткий замах – голова политрука дёрнулась, из рассечённой губы потекла кровь.

– Значит, вы утверждаете, что являетесь гражданами Советского Союза, – продолжал Эскос, как ни в чём не бывало. – Тогда как вы объясните то, что чуть ли не на половине захваченных нами интервентов, включая командира, – он ткнул в сторону Хвыли, – мы обнаружили нательные кресты?

– Это легко объяснить, – отвечал политрук. – В нашем государстве сейчас насчитывается двадцать пять союзных социалистических республик, проживает несколько сотен больших и малых народов. В десантную бригаду, помимо бойцов, исповедующих православие, входят и представители иных конфессий.

– То есть вы позабыли заветы воинствующего атеизма? – насмешливо протянул Эскос. – Хороши граждане Страны Советов, нечего сказать!

– У нас свободная страна, – ответил Николаенко. – Мы давно ушли от перегибов прошлого.

– Таких, как ты, хребтом о колено перегибать надо, сволочь, – процедил Эскос. – По харе видно – спец… Ну, колись – спец?!

– Простите, не совсем понимаю ваш вопрос, товарищ…

– Тамбовский волк тебе товарищ, сука очкастая! Думаешь, если у нас на корабле остались только коммунистические рабфаки, так мы забыли, кто такая профессура, интеллигенция и прочее говно нации? А ну, скажи, чего заканчивал? Какие такие академии у вас там, на Земле?