Олег Касаткин - Да здравствует Государь! Три книги в одном томе

По дороге в штаб Одесского военного округа Георгий не мог удержаться чтоб не вертеть головой. За окнам кареты жизнь играла всеми красками.

День выдался очаровательным – как бывает очарователен весенний день Юга, весна уже одела Одессу первыми побегами изумрудной зелени, солнце ласкало мягким теплом, море не штормило, хотя и было по-зимнему темным…

Шумные, пестрые улицы города текли к гавани. Одесситы как говорили сами – половину своей жизни проводили на улице, а треть у моря. То там, то здесь мелькали библейские профили коммивояжеров и расплывшиеся физиономии греческих торговцев. Одесса кишела бродягами, и прощелыгами. Портовые грузчики и рыбаки жили вперемежку с откровенными ворами и налетчиками. Биндюжники – здоровенные как их ломовые битюги виртуозно ругались на смеси русского и идиш. Простонародные кварталы города поражали своей живописной нищетой…

Залитый солнцем город сиял белым камнем дворцов негоциантов и домиков простых обывателей…

До глубокой ночи шли кутежи в фешенебельных ресторанах и гулянки темных личностей в кабаках Молдаванки. Дельцы, жулики и прочие марамвихеры как тут говорят занимали столики в приморских кафе, спекулируя меж собой всем чем угодно – даже рукавами от жилетки – как выражались на местном остром бойком говоре в котором в русскую основу была добавлена гремучая смесь из полудюжины языков.

На каждом углу продавали цветы, но все благоухало морем…

Живописный и необычный город! И толпа на улице не особо и обращает внимание на карету сопровождаемую всадниками.

Ольга вчера рассказывала местные анекдоты – например про то что в старых домах, где заводилась нечистая сила, полиция заколачивала окна и двери, чтобы нахальные призраки не вздумали шляться по улицам. А когда пост градоначальника занял контр-адмирал Зеленый, он возвестил о своем появлении Городской Думе вполне в одесском духе

– Да, я – Зеленый, но как бы и вам скоро не позеленеть!

Кауфман же наблюдал за восторгами молодого царя не без грусти.

Ибо это южный и такой непохожий на другие русские города град – веселый и расхристанный внешне – был еще десять с небольшим лет назад одним из гнезд крамолы. Именно тут народовольцы хотели взорвать поезд, на котором император должен был проследовать из Ливадии в Петербург. Царь тогда не поехал через Одессу, и подкоп под полотно дороги пришлось спешно зарыть.

Потом шайка студентов начала отстреливаться от жандармов, явившихся их арестовать – и грозила то им в худшем случае ссылка на пару лет. Военный суд, виселица – и по особому приказу Гурко солдаты с музыкой промаршировали по их могилам. Гурко тогда за это «Исполнительный комитет» приговорили к смерти…

(Правда – приговорившие – кто повешен кто в Шлиссельбурге…)

Тут завершился путь Халтурина – повешенного как убийца генерала Стрельникова. Повешен неопознанным и «безо всяких отговорок» и проволочек…

Тогда боялись что чернь взбунтуется и кинется отбивать убийцу ненавистного многим генерала. А совсем скоро та же чернь устроила погром – и евреев били да и прочих зацепило.

Чудилось что за весельем и южным развратом этого города (Кауфман как и подложено немцу с оттенком высокомерия относился к южанам – то ли дело «регулярный» и строгий Петербург!) как ему казалось скрывалось нечто дикое и темное – как за азиатским сонным равнодушием – беспощадный фанатизм ислама.

Размышляя обо всем этом, Кауфман не забывал напряженно изучать толпу.

Он знал чего точнее – кого опасается – своего личного кошмара. Да – с недавних пор у Кауфмана появился свой личный кошмар – как Мефистофель у Фауста. Звался он просто – хороший стрелок из револьвера… Он родился из долгих размышлений над протоколами дел о терроре, из изучения полицейских отчетов и чтения журналов по стрелковому дело – из бесед – как бы ни о чем – с товарищами по службе в полку – те достаточно охотно общались с высоко взлетевшим сослуживцем – хотя обострившимся чутьем он улавливал тень завистливой неприязни – мол сделал карьеру не по заслугам и на пустом месте…

И вот в один прекрасный (хм, да уж милостивые государи!) день родилось понимание – чтобы погубить его государя достаточно хорошего стрелка из револьвера.

И сейчас он высматривал в толпе что-то что позволит его угадать – и столкнуть Его Величество с линии огня. И хотелось попросить государя отодвинутся от окна – слишком большого на взгляд телохранителя.

А в голове мелькали цифры и факты… Кольт «Валкер» образца восемьсот сорок седьмого года – вес шесть фунтов, дальнобойность – примерно сто тридцать аршин. (Хоть не для женской руки – и то хорошо – бабы-убийцы самые опасные). Кольт «Дракон» – вес четыре фунта тридцать золотников, дальнобойность – сто аршин – семьдесят метров.

Кольт «Нави» – флотский – вес три фунта дальнобойность – восемьдесят ярдов.

«Морские» револьверы к слову очень любили одно время заказывать русские офицеры – австрийские копии в основном, а то и настоящие – хорошее мощное оружие кучного боя – у многих его товарищей такие были.

Наконец – револьвер семьдесят третьего года – с неподходящим названием – «Миротворец» – шесть патронов калибра одиннадцать и сорок три сотых миллиметра – или как сами американцы говорят – сорок четвертый калибр.

Вес два с половиной фунта…

Из такого навскидку тамошние «бунтихантэры» – проще говоря бандиты подрядившиеся ловить других бандитов поражали человека первым выстрелом в шести случаях из десяти. Его мягкая свинцовая пуля, попадая в цель расплющивается, безжалостно разрывая мышцы, дробя кости или, разворачивая внутренности. Именно его выбрал бы сам Кауфман если бы оказался среди тех .

Не нужно никаких лабораторий где в клубах ядовитых газов варят гремучий студень, не нужно подходить к карете или кортежу вблизи. Не нужны гальванические батареи. Подкопы и прочее – пустяки, вздор! Всего лишь один револьвер – которые продаются в России свободно – по каталогу, и один хороший стрелок.

Этот стрелок даже снился ему ночами – принимая облик то польского шляхтича с изящной эспаньолкой – в глазах которого застыла старая презрительная ненависть к «москалям». То тощего длинноволосого нигилиста с лошадиным лицом – который превозмог свои интеллигентские расслабленность и анемичность – и каждый день идет в тир или выезжает на пленэр – и всаживает пулю в пулю.

То вообще какого то сибирского варнака – затесавшегося в недобитые тайные кружки – и обласканного там – как завещали Ткачев и Нечаев. «Ничо ужо – сладим как-нибудь – с леворьвертом то как не сладить?».

Как же черт побери тяжело на этой службе!