Олег Касаткин - Да здравствует Государь! Три книги в одном томе

– Выходите за меня замуж, милая Вероника, и я сделаю вас счастливой!

– Я не должна вас слушать, мне лучше уйти Александр Александрович, – забормотала Вероника. Потом вдруг встрепенулась. Ну как она могла не понять?!

– Скажите – это ведь Георгий Александрович вас попросил? Хотела сказать – «вам приказал» – но в последний момент передумала – зачем лишний раз унижать этого человека – даже если правда: генерал ведь не виноват ни в чем.

– Нет Вероника – ОН не знает…

– То есть как?? – она не сдержала громкий возглас. Но тогда… ради чего? Тут надо сказать она весьма удивилась: если ее Государь и повелитель не знает о намерении Кауфмана, то его поступок может вызвать нешуточный гнев молодого монарха. Конечно не ссылка и разжалование как в прежние времена – но вероятна отставка и конец карьеры – блистательной и хорошо начавшейся – завидной… для небогатого и неродовитого дворянина особенно. Ему под стать дочь министра или миллионщика. А она… Хорошо если отец выделит какое-то приданое… – невпопад промелькнуло у неё.

– Ради чего тогда? – повторила она

– Ради вас Вероника Антоновна… Ибо я люблю вас – люблю – с тех пор как смею это делать – ибо Государь ныне женат.

Вероника грустно покачала головой про себя. При дворе она недолго близко и не с кем кроме Ольги да Алины (то есть уже – княгини Орбели) – не сошлась. Но отлично знала что прежние цари держали фавориток и при живых женах… Конечно – батюшка Георгия был не таков – но вряд ли у покойного императоры до женитьбы был такой вот Охотничий домик. «С чем в люльку с тем и в могилку!» – любил повторять её отец слыша от знакомых – о ком-то – мол вырастет и остепениться.

Кауфман между тем пребывал в некоторой растерянности. Он хотел рассказать этой женщине всё – как начал вдруг всё чаще вспоминать о ней; как гнал от себя мысли неподобающие верному слуге монарха и ругал себя за них самыми непристойными выражениями; как после свадьбы императора подумал вдруг что может надеяться… Но ощутил что не может подобрать слов – словно юнец на первом свидании.

– Вероника… соглашайтесь! – сказал он вместо этого, постаравшись придать голосу подобающую генералу твердость.

– Это… не правильно, – попыталась возразить она; пробормотала, словно разговаривая сама с собой:

– Почему же нет? – спросил Кауфман.

– Но мы… не можем… Мы не должны!

– Но почему же? – мягко и настойчиво осведомился он.

– Зачем я вам! – растерянно помотала на головой.

– Неужели это так трудно понять? Вы – самая красивая женщина, которую я встречал в своей жизни, еще вы самая умная, самая восхитительная и самая добрая.

– Вы не должны так говорить, – всхлипнула Вероника. Это… не правильно, не правильно!

– Любовь приходит и становится всем, о чем и мечтают и на что надеются всю свою жизнь. И ее не интересует – что люди думают о ее правильности. Увидев, как вздрогнула Вероника, он тихо добавил:

– И именно этой любовью я полюбил вас.

– Александр Александрович… – печально произнесла Вероника. Я… вы прекрасно знаете кто я такая и какое место занимала при дворе.

– Вы та, которая была дорога моему императору! – отчеканил Кауфман.

– Можете называть это так, если вам угодно… («Дорог а ?» Двадцать тысяч рублей положенных на ее имя Вдовствующей императрицей и в самом деле – хорошая цена!)

– Я соблазненная и брошенная женщина – и мать незаконнорожденного ребенка… («Бедная моя Аглаша – ты вырастишь – и как я тебе объясню, почему у других девочек есть папа, а у тебя – нет?») Оттого я собственно и оказалась… вместе с госпожой фон Мес… и другими. Даже если мой… муж лгал и брак законен – тем хуже для меня: ибо я в таком случае еще и неверная жена, которой при разводе полагается семь лет покаяния до нового замужества.

– Вы – жертва мерзавца растоптавшего вашу любовь! – воскликнул он. Вероника Антоновна – доверьтесь мне – и все решиться. У вас будет муж – муж перед Богом и людьми, а у вашей дочери – отец!

– Вас назначают в Святейший Синод? – не сдержалась она чтоб не уколоть собеседника.

– Нет – он ничуть не обиделся – но смею думать мое слово что-то значит для господина Победоносцева – который хоть уже и не глава Синода, но имеет там немалый вес. Вероника – решайтесь…

Она смотрела на этого не по-немецки темноволосого красавца-мужчину в расцвете лет – как ей было известно – предмет тайных воздыханий многих дам познатнее её да и побогаче. Стоит ей сказать только слово и…

И ей придется ложиться с ним в постель и подчиняться его желанию – месяц, год, всю жизнь… Рожать ему детей. Терпеть его капризы и лишь смиренно опускать глаза в ответ на грубость… И молчать если он попрекнет ее прошлым – ибо нечего возразить. Но… – вдруг зашептал тихий вкрадчивый голосок – разве ты одна такая в мире? Сколько девиц выходят замуж сосватанные матушками-тетушками за тех, кого иногда толком и не видели? И живут долго и счастливо. Вот ты вышла замуж по большой любви – как оно – славно получилось?

А еще вспомнился – как будто вчера – последний день перед отъездом в Петербург. За окном – прибитая первым снегом ржаво-бурая листва поздней осени… В мезонине звенит беспорядочным перебором струн гитара… Гитара цыганская – мамина, а вот играет отец – выпив с горя.

Сама же Аглая Гурьевна молча глядя исподлобья следила за тем, как Вероника собирала вещи…

– Был бы кто другой – прокляла! – вдруг хрипло выдала мать. Потаскухи да гулящие в моем роду случались – не без того. А вот продажных не было. Прабабка твоя пана знатного по мордасам кошелем с червонцами отходила который он ей за пазуху сунул. Дед твой – мой отец – купца венгерского мало на нож не насадил когда он меня в тринадцать лет купить хотел… Я отчего ведь простила тебя, пустоголовую: любила ты этого своего Амнеподиста – шута горохового. А от любви, известно, ума решаются – и люди тебя куда побашковитее! Но… здесь дело другое – это царь русский. Царь он он Бога… Не от цыганского – Дуввеля или еще какого – от Бога Живого… Царь русский нас когда-то вольными людьми сделал – а в Валахии еще при моем отце рома рабами были! Долг на всех людях нашей крови перед царями. Так что – не осрами! Может и будет еще с тебя толк – во дворцах тоже люди живут… – непонятно закончила она и вдруг крепко расцеловала – перекрестив.

– Вероника…

– Да… – коротко бросила она шагая как с обрыва в омут.

– Вы хотите сказать… – даже отшатнулся Кауфман.

– Да – Александр Александрович… – ее душили слезы, но она изо всех сил старалась не подавать виду.

Она хотела было добавить что то вроде – «Я не обещаю вас любить, но буду вам верна…» Но тут перед внутренним взором ее снова возникли грозные очи матушки: