Роман Грачев - Край непуганых

— Ты что, с Луны свалился? Когда они нам правду говорили! Взорвут, украдут, наврут с три короба, а ты им налоги плати!

— Да, наверно, вы правы.

Я не пытался с ним спорить. Если человек после четверти века жизни в другом мире остался мудаком, то спорить с ним не следует — себе дороже. Еще в Михалыче говорило обычное обывательское недоверие к людям в погонах, и этот феномен можно наблюдать в любой стране мира, даже самой цивилизованной. (Впрочем, наш мудак — это какой-то особый, убежденный и воинствующий мудак).

Из зала последовал вопрос.

— Газета «Краевые вести», Николай Антонов, — произнес поднявшийся с кресла молодой человек с диктофоном. — Есть какие-то данные или хотя бы предварительные версии относительно того, кто и с какой целью мог организовать взрыв?

Шериф покряхтел деловито, взглянул на лежавшие перед ним бумажки.

— Сейчас оперативные группы из губернии проверяют все возможные версии. Идет опрос сотрудников спортивного центра и возможных свидетелей. Изучаются записи камер видеонаблюдения. С момента взрыва прошло всего несколько часов и какие-либо предположения делать еще рано.

Михалыч что-то ворчал себе под нос, перемежая нормальные слова матерными междометиями, а я смотрел на местного начальника полиции и думал. Вот ведь, целый офицер, уже не мальчишка, служит в небольшом городке, в котором редко происходило что-то серьезное и громкое. Взятки брать не за что, потому что все можно получить легальными методами, без обходов (я надеялся, что это так, но мне не хотелось бы совсем уж идеализировать параллельный мир), из бюджета особо ничего не утащишь, сидит себе в уютном кабинете, шелестит бумажкам. И вдруг — ба-бах! Растеряешься тут.

Но держался он неплохо. Не бубнил, не сыпал канцеляризмами, не читал по бумажке. И, к моему великому восторгу, у него ни разу не проскочило слово «возбУждено». Точнее, оно прозвучало, но с нормальным русским ударением. Только за это я готов был его уважать, даже если внутри он последняя редиска и иногда прощает знакомым штрафы за нарушение правил дорожного движения.

Пресс-конференция продолжалась. Шериф больше не мог предоставить сколько-нибудь значимой информации. И тогда слово взял мэр Крутов. Под щелканье затворов камер и фотовспышки он пошел к трибуне.

— О, вылез, паразит, — прокомментировал Михалыч. — Ну давай, лепи горбатого.

Крутов долго молчал, давая возможность запечатлеть себя во всей красе. Мне трудно судить, были ли его смятение и замешательство естественными или наигранными. Учитывая обстоятельства и то, как он вел себя сразу после взрыва, я склонялся к первому варианту.

— Дамы и господа, — наконец, начал он, — дорогие горожане. Мы столкнулись с беспрецедентными событиями… Кхм, с беспрецедентной ситуацией. На текущей неделе в Крае произошло сразу три серьезных криминальных происшествия, и я, как действующий глава муниципалитета, хотел бы успокоить и призвать общественность сохранять спокойствие и благоразумие…

«C русским языком у него конфликт», — подумал я.

— Мною принято решение обратиться за помощью к губернской службе общественной безопасности. В ближайшие дни в городе будут усилены полицейские патрули, охрана общественных мероприятий. Вы знаете, что на следующей неделе у нас пройдет сельскохозяйственная ярмарка и другие массовые мероприятия. Будьте готовы к усилению. Кроме того, полуфинал губернского Кубка по футболу среди юношей придется перенести на другую площадку. После того, как закончатся следственные действия, стадион будет закрыт на восстановительные работы.

Журналисты строчили в своих блокнотах, но тут вверх взлетела чья-то рука.

— Да, прошу вас, — сказал Крутов.

— Алексей Арефьев, газета «Панорама», Оренбург.

Камеру, снимавшую мэра, переключили на другую…

Михалыч чуть не поперхнулся водкой. Стакан заходил ходуном в руке. Он поставил его на стол и закашлялся.

— Позвольте вопрос, господин мэр, — громко произнес Евгений Петровский. На нем был дорогой костюм — другой, не тот, что я видел у ресторана «Пушкин» — а на носу сидели элегантные очки. — Как, по вашему мнению, последние события могут повлиять на ход избирательной кампании? И непосредственно на ход голосования через десять дней? В городе будут работать избирательные участки, и есть некоторые сомнения в грамотном обеспечении безопасности. И второй вопрос: на ваш взгляд, все ли сделано вашей администрацией для предотвращения подобных инцидентов?

Зал загудел. Вопрос, хоть и был сформулирован довольно топорно, получился горячим и провокационным. Собственно, ничего другого я от Петровского и не ожидал. Его задача — заставить мэра крутиться ужом на сковородке.

У него получилось.

Крутов смутился, опустил взгляд на свои бумаги, будто искал в них ответ. Увы, Константин, шпаргалки там нет. Хотите переизбраться, извольте держать удар.

— Мы, к сожалению, столкнулись с неожиданным вызовом. Разумеется, нам нужно будет внести коррективы в понимание принципов безопасности города и горожан. Что касается избирательной кампании… Уверен, все пройдет спокойно и без эксцессов. Еще вопросы?

Дальше я не слушал. Я смотрел на Михалыча. На нем лица не было.

— Вы знаете этого парня в очках?

Он выключил телевизор, взял стакан с водкой и опустошил его. Крякнул, понюхал рукав.

— Мать его…

— Знаете?

— Ага. Явился недели три назад. Весь такой… вот как в телевизоре сейчас… Денег дал, водки принес.

— Что хотел?

Михалыч шмыгнул носом. Стыдился старик.

— За вами двумя присматривать и ему звонить, ежели чего.

— Он объяснил, зачем ему это нужно?

Михалыч глянул на меня исподлобья, одновременно с недоверием, брезгливостью и сомнением в первых двух чувствах.

— Сказал, что два пидора хотят взорвать город, а он вроде как из спецслужб и хочет этому помешать. Гнул что-то про мой долг, сказал, что с деньгами и выпивкой проблем не будет.

— Вы согласились. — Я не спрашивал, я констатировал факт.

— Ну да, а чего ж… Как вы с Николашей руки в брюки и со двора, я ему звонил: мол, снялись с якоря, умотали, а куда не знаю. Когда возвращались и чего тут делали, тоже звонил… А мне чего, мое дело сторона.

— Ну да, — вздохнул я, — как обычно… Когда вы связывались в последний раз?

Михалыч покраснел. Впрочем, может, мне в полумраке показалось, или он просто порозовел от водки.

— Сегодня утром.

— Сразу после того, как мы с вами поговорили у забора и вы сказали, чтобы я тикал?

— Ну.

— Странное поведение.

— А чего ж странного. Трубы горели…

Я поднялся. Михалыч как источник уже не представлял для меня ценности. Осталось задать последний вопрос.

— Отчего ж вы с Софьей сами не уехали отсюда и почему сейчас гоните меня?