Андрей Посняков - Разящий клинок [litres]

Сонечка встретила возлюбленного без особого энтузиазма. В шелковом светло-зеленом халатике, накинутом поверх пеньюара, она лежала на софе поверх добротного английского пледа. Рядом, на столике, в бронзовом подсвечнике ярко горели свечи. Судя по ним, девушка то ли читала, то гадала, то ли раскладывала пасьянсы…

Нет, все же читала… Острый взгляд Дениса заметил выглядывающий из-под пледа корешок томика Руссо.

– Сначала Руссо, потом – Вольтер… А там и до Марата недалеко! – стараясь развеселить барышню, пошутил Дэн.

Шутку не восприняли. Темные, с изысканным оттенком рыжины, волосы Софьи падали на тонкую шею, словно бы неживые, уголки губ, таких пленительных и зовущих, нынче безвольно повисли, синие очи погасли, словно затянутые предгрозовой дымкой. Грусть… по всему видно – грусть. Или, лучше сказать английским словом – сплин. Занятие среди дворянской молодежи очень даже модное в те времена.

– О, душа моя… – опустившись на колено, гусар нежно поцеловал девушке ручку.

– Это, наверное, хорошо, что вы пришли, Денис, – гостя наконец соблаговолили заметить.

Следовало поскорей закрепить успех.

– Мы разве снова на «вы»? Чем же я провинился? Клянусь – исправлю ошибку немедленно! Вот прямо сейчас! – расхорохорился Дэн. – Вот даже… даже не знаю, что сделаю… право же, не знаю… что в голову придет… Оп-п-ля!

Хлопнув в ладоши, Давыдов сбросил армяк и прошелся по полу на руках… да так, стоя на руках же, и прислонился к стене…

– Так и буду стоять. Клянусь лысиной государя!

– Да вы… да ты… Что ты делаешь? Что творишь-то?

В те времена перед юными барышнями явно никто на руках не ходил, и Сонечка просто не знала сейчас, что же ей делать, как поступить? Продолжать грустить или… Да, впрочем, грусти уже не получалось… уже улыбнулась… фыркнула…

– Ну, хватит же!

– Чаем угостишь? Или кофе.

– Чаем? Отчего же… отчего же нет-то? Я сейчас… сейчас же позову Феклу. Да переворачивайся уже! Ой…

Ловко встав на ноги, Давыдов подбежал к Софье, вновь опустился на колено и, взяв в руку ее узенькую ладошку, принялся читать стихи. Естественно – любовные. С явным намеком на секс! Свои или нет, Дэн не помнил, однако же намек был понят и принят…

– Экие скабрезности… – томно хлопнув ресницами, барышня провела пальцем по губам Дениса.

– Так они и есть! – широко улыбнулся молодой человек. – Просто подумал – если я тебе это не прочту… то никто не прочтет. И сама ты – тем более. А это ведь тоже часть культуры…

– Чего-чего часть? – девушка уже откровенно смеялась.

– Хочешь, анекдоты расскажу? Про поручика Ржевского? Танцует поручик с Наташей Ростовой на балу…

– Это с какой Наташей? Не с той ли, что…

– Не с той. Это другая Наташа. Московская.

– А-а-а…

Денис уже не рассказывал. Уселся рядом с возлюбленной на софу, и, прижав Сонечку к себе, властно поцеловал в губы. Крепкая рука его скользнула под халатик, в вырез пеньюара, решительно и неотвратимо добравшись до упругой девичьей груди…

Утром Сонечка была вполне себе весела. Излечилась!

– Ну, вот! – погладив голую подружку по спинке, расхохотался Дэн. – А ты говоришь – сплин, сплин. Это у англичан сплин, потому что у них доброго секса нет.

– Чего-чего нет?

– Секса! Я тебе про него как-нибудь в следующий раз расскажу. Впрочем, ты уже и так в этом спец!

– Да боже ж ты мой, Денис! – взъерепенилась барышня. – А ну, прекрати выражаться непонятными словами. Сидит тут… словно какой-нибудь бурундук, надувает щеки… Как этот ваш… граф.

– Сен-Клер? Он тоже тебе не нравится?

– Не нравится! – Сонечка решительно сверкнула глазами. – Вот совсем-совсем. Весь такой из себя… Ну, сразу же видно, что сволочь.

– Какие ты у меня слова знаешь! А прикидывалась-то… Хочешь – поцелую тебя в пупок? Вот прямо сейчас!

– Да не хочу я никаких пупков!

– А я хочу… Ага! Попалась!

Феклу для чая так и не дозвались. Денис уж сам оделся, спустился к летней кухне, заглянул… Опаньки!

Рыжая крепенькая служаночка, абсолютно нагая, сладко спала в обнимку с таким же голым корнетом Коленькой Розонтовым! Даже стыд свой ничем не прикрыли… притащили откуда-то соломы, постелили на полу, накрыли сверху попоной, печечку развели – тепло! Жарко даже. Чего им накрываться-то?

– А ну, корнет, подъем! – едва сдерживая смех, гаркнул полковник. – Вставай, мой друг! Нас ждут великие дела. Труба зовет!

Ближе к концу месяца в партию наконец вернулся штабс-ротмистр Бедряга, некогда отправленный к главнокомандующему с важным письмом. Николай Григорьевич за время своего опасного путешествия заметно исхудал, однако держался молодцом, и широкое скуластое лицо его лучилось довольством и радостью. Да и как не радоваться-то? Сам Кутузов принял его лично, подписав у государя все наградные бумаги, да, окромя того, набросал на имя Дениса Васильевича Давыдова благодарственный рескрипт, в коем выражал свою полную поддержку и одобрение всем действиям молодого полковника.

– …за сим остаюсь в полном уверении, что вы, продолжая действовать к вящему вреду неприятеля, истребляя его конвои, сделаете себе прочную репутацию отменного партизана… – волнуясь, перечитал Денис. – …достойно заслужите милость и внимание августейшего государя нашего. Между тем примите совершенную мою признательность.

– Вот славно! Славно-то как! – восторженно воскликнул присутствовавший в штабной избе Розонтов. – Это что же, Денис Васильевич, выходит? Нам всем – награды и высочайшее благоволение?

– Выходит, так, – Давыдов ухмыльнулся в бороду. – Эх, братцы! Чувствую… Да что там чувствую – знаю! Уже совсем скоро оставит поганец Москву. И погоним мы его до самой границы. И даже дальше! И в Париж войдем!

– В Париж! – ахнул Коленька. – Вот это будет славно. Так и представляю себя на Елисейских полях. На коне, в блестящем мундире…

– …А кругом французские мадемуазели так и млеют, так и млеют, – под общий смех продолжил поручик Бекетов. – Прямо пачками и ложатся.

– Да ну уж, – корнет сконфуженно замахал руками. – Скажете тоже…

– А что? – подмигнув друзьям, поддержал шутку Денис. – Парень ты видный, десятка не робкого. Всем гусарам гусар!

В том же высочайшем рескрипте упоминалось и о полной поддержке высказанной Давыдовым награды местному предводителю дворянства Семену Яковлевичу Храповицкому, и даже более того, к письму был присовокуплен орден Святой Анны второй степени, который в числе прочих наград и привез с собою Бедряга. Кроме того, Храповицкий из майоров производился в подполковники…

– Ну что же, – Давыдов потер руки. – Что-то кажется мне, сей славный муж по такому случаю должен закатить пир на весь мир!

– Да-да, Денис Васильевич, – с готовностью поддержал поручик. – Всенепременно должен.