Вадим Тарасенко - Фаворит из будущего [publisher: SelfPub.ru]

Но вот незадача, Екатерина от своего супруга не беременела! При дворе были все уверены, что причина не в молодой женщине, а в наследнике престола. Вельможи прекрасно знали, что несколько лет Петр и Екатерина вообще не имели половых отношений, так как у молодого человека был фимоз – сужение крайней плоти, препятствующее выведению головки полового члена. Была успешно проведена деликатная операция, и… Петруша мигом обзавелся любовницами. К своей супруге любовных чувств он не испытывал. Об этом красноречиво свидетельствует записка на немецком языке, собственноручно написанная Петром Екатерине: „Мадам, Прошу вас этой ночью отнюдь не утруждать себя, чтобы спать со мною, поелику поздно уже обманывать меня, постель стала слишком узка, после двухнедельной разлуки с вами, сего дня по полудни ваш несчастный муж, коего вы так и не удостоили сего имени. Петр“.

Поэтому Елизавета подстраховалась и поручила Бестужеву найти „осеменителя“. После того, как Екатерина родила Павла, Салтыков был послан дипломатом в Швецию. Потом он уехал в Гамбург, а после в Париж.

Очевидно, Екатерина впоследствии догадалась, что Салтыков испытывал к ней страсть по повелению свыше. Этим и объясняется последующая монаршая холодность к нему. В 1764 году императрица Екатерина на записке Панина, в которой он предлагал вновь послать Салтыкова в Дрезден, собственноручно начертала: „Разве он ещё недовольно шалости наделал? Но если вы за него поручаетесь, то отправьте его, только он везде будет пятое колесо у кареты“.

Наверняка отсутствие ребенка нервировало и саму Екатерину, а не только императрицу Елизавету. Нервировало и как женщину с ее естественным инстинктом материнства, и как очень амбициозного честолюбивого человека. Смышлёная Фике отлично понимала, что еще пару лет, и если она не родит наследника, то ее могут и поменять.

Сейчас, сидя на балюстраде дворца, выходящей прямо на Финский залив, вспомнив те года, Екатерина даже поежилась. Десять лет жизни в тревоге, постоянных интригах, напряженном овладении очень трудного языка. Десять лет жизни с холодной постелью, с неудовлетворенным темпераментом и с презрительным отношением к тебе мужа. Десять лет каторги в золотой клетке.

Но, наконец, наследник появился на свет. Судя по дате рождения Павла Петровича (хотя многие во дворце за спиной иронизировали, что наследника нужно называть Павлом Сергеевичем), его отцом все же являлся Петр Федорович. Будущий российский император, чья несчастная судьба очень схожа с судьбой его отца (только еще хуже, если Петра, можно сказать, убила супруга, то Павла – собственный сын) родился 20 сентября (1 октября) 1754 года. То есть, если первоапрельская шутка может стать новогодним сюрпризом, то после новогодних карнавалов можно получить сентябрьский урожай. Доподлинно известно, что Екатерина и Петр отмечали новогодние празднества вместе с Елизаветой Петровной. Вряд ли Сергей Салтыков, состоящий камергером при малом дворе Петра Федоровича, был вхож во дворец императрицы, где располагался двор большой. Да и лицом Павел больше похож на непрезентабельный лик внука Петра Первого. Характер вообще копия – вспыльчивый, непостоянный, импульсивный. Это же можно сказать и об уме. Оба так и не поняли, что в те дерзкие времена жизнь императора была ходьбой по канату над пропастью. Неправильный шаг – головокружительное падение и смерть. Уравновешивающим шестом должно стать окружение, с которым властью надо делиться. Петр Третий и Павел возомнили, что власть у них от Бога, и никто нее не может отобрать, поэтому абсолютно не учитывали мнение приближенных к ним людей. Результат – падение и смерть.

Сразу после рождения сына его в свой дворец забрала Елизавета Петровна. Своего первенца Екатерина увидит только через сорок дней. Но зато женщина избавилась от назойливого внимания императрицы. Свою задачу она выполнила и более в расчеты по престолонаследию приниматься не должна. Так считала государыня, но совсем по-другому думала маленькая принцесса из захолустного немецкого герцогства. Трудно сказать, когда в ее голове зародились мечты о короне российской империи. Может, после того, как увидела великолепие Петербурга, блеск дворцовых покоев, осознала размеры этой страны, по сравнению с которой ее родина смотрелась как блоха на собаке. Или когда поняла, что ее супруг – нервный, неуравновешенный неумный рохля, не понимающий, что за трон надо бороться, если ты даже официальный наследник. По крайней мере, много лет спустя она опишет в своих „Дневниках“ свое состояние накануне свадьбы: „Сердце не предвещало счастья. Но в глубине души было что-то, что не оставляло меня никогда, что я добьюсь самодержавия“. Конечно, такие себе мысли Екатерина, которую не раз историки впоследствии уличали во лжи, могла приписать задним числом.

Нельзя сбрасывать со счетов роль английского посла Уильямса, с которым великая княгиня познакомилась в 1750 году. Его роль в подогревании честолюбивых намерений Екатерины несомненна. И в подогревании не только словами, но и вполне материально. Через него великая княгиня получила от английской короны больше 20 тысяч фунтов стерлингов.

Поэтому, хоть немного освободившись от опеки императрицы и с чувством выполненного долга, Екатерина бросилась искать политические и любовные приключения. Вместо уехавшего заграницу Салтыкова молодая женщина для плотских потребностей нашла Понятовского, с которым она познакомилась через все того же английского посла Уильямса. Поляк был высок, статен, умен и на пять лет ее моложе (начиная с него, все любовники российской императрицы были ее моложе). К тому же помимо чувственных наслаждений через любовника было проще передавать английскому послу конфиденциальную информацию, которую она узнавала во дворце. Например, в 1756 году, когда Россия воевала с Пруссией, супруга наследника престола и мать наследника престола передала в Лондон важную информацию о состоянии воюющей русской армии и о плане русского наступления. За это ей было получено 44 тысячи рублей.

Помог Екатерине набраться политического опыта и ее супруг. Ему императрица Елизавета Петровна поручила заниматься делами герцогства Голштинского, его первой родины. Но всякая систематическая деятельность наследнику претила, и он с охотой перепоручал все своей „госпоже Подмоге“. Великая княгиня принимать послов и других лиц. Это была хорошая школа. Вопросы религии, финансов, торговли, промышленности с сопровождающими их борьбой, честолюбием – все это проходило через руки Екатерины.

В это же время она тесно сближается с канцлером Бестужевым, который видит в ней свою единомышленницу, в отличие от ее супруга, которого ненавидит за его преклонения перед прусским королем Фридрихом Вторым. Канцлер был уверен, что пристрастия Петра Фёдоровича приведут к изменениям внешнеполитического курса, которые будет губительны для России.