Евгений Шалашов - Призраки Черного леса

Обратный путь, — по нашим с Зарко подсчетам, осталось всего ничего, — показался дольше. Может, оттого, что спешили, а может, из-за чувства собственной неудачи.

На душе было тошно, оттого что обещание, данное невесте и ее отцу (пусть и в призрачном виде), оказалось невыполненным. То, что оно невыполнимо, я в общем-то знал с самого начала, но на что-то надеялся. Хотя на что тут можно надеяться? Пропал человек в лесу пять лет назад, какие можно найти останки? Крупные хищники растащили крупные кости, мелкие падальщики — мелкие. Это даже не иголку в стогу искать, а соломину среди соломин.

Двадцать с лишним лет я был наемником. Умудрился послужить под знаменами всех — ну, или почти всех владетельных особ Швабсонии, пережил восемь войн. Чаще всего войны заканчивались ничем, потому что властители, осознав, что худой мир лучше доброй ссоры, приходили к какому-то компромиссу. Бывали у меня и победы. Точнее — победы были у суверена, но для наемника победа выгоднее, чем поражение, потому что к оплате добавляется процент с боевой добычи. Но врать не буду — приходилось бывать и в лагере побежденных. Однажды мы бежали, унося ноги. В другой раз степенно отходили, выставляя заслоны и огрызаясь арьергардными боями. По мне — драпать гораздо легче, чем отступать. Если бежишь, не думаешь ни о друзьях, оставленных умирать, ни о земле, доставшейся врагу. А когда отступаешь, чего только не лезет в голову, хоть в петлю лезь…

Из Шварцвальда мы отступали, начисто проиграв войну. Я так и не узнал — почему погиб старый рыцарь, куда пропал молодой Йорген. Догадок много, но ни одной убедительной.

Поляна, на которую мы так стремились и которую уже считали почти родной, встретила нас неласково. Хотя мы и заприметили огни костров, но поленились отправить разведку. Но, с другой стороны, что бы нам это дало?

И вот мы стоим перед строгими гномами, держащими нас на прицеле, а старый Томас, размахивая руками, разъясняет что-то степенному коротышу. Но наконец-таки гномы поняли, что мы не чудища, вылезшие из Черного леса, а люди, невесть зачем полезшие в Шварцвальд, и разошлись.

Томас хромал, опирался на самодельный костыль, был слегка бледен, но суетился, беспрерывно болтая, что вообще-то старику было несвойственно.

— Эх, господин Артаке, а я уже все глаза проглядел. Дни считал. А вчера днем — чуть от страха не помер!

— А что случилось? — устало поинтересовался я.

— Поначалу крысы через поляну бежали — будто их гнал кто. Вся поляна была чернущая! Я испугался — не сожрали б они меня, вместе с мерином, но Бог миловал. А потом тот обоз появился, призрачный.

— Призрачный обоз? — недоверчиво протянул я. — Днем?

— Вот-вот, — закивал старик. — Я сам этого обоза в жизни не видел, только по рассказу вашему, но все так, как вы говорили: лошади с телегами, купцы с охраной. Думаю, ну, все теперь. Если уж и поляны с крестами не побоялись, да еще днем — беда! А тут — глазам не поверил: появились они и падать начали. Сначала кони упали — вроде бы померли, а потом люди. Один так упал, другой этак. Я в бою-то бывал, видел, как мертвые падают. А потом и телеги стали разваливаться — колеса отлетали, бока выламывались, а потом и вовсе чудеса — вначале все в щепки, потом в труху превратилось. Смотрю, а люди, которые мертвые, прямо на глазах скелетами стали, а потом и вовсе исчезли.

— Томас, старина, а у тебя пожрать не осталось? — широко улыбнулся Зарко.

— Да как не осталось! — радостно воскликнул Томас. — Я же кулеш варил, как чувствовал, что вы вернетесь. Вон, на углях томится. Давай, дружище, садись!

От избытка чувств старик хлопнул цыгана по плечу и побежал снимать котелок.

— Что это с ним? — подозрительно посмотрел цыган на старого врага и покрутил пальцем у виска. — Он, случаем, не того…

— Радуется он, — усмехнулся я. — Ты сам бы целую неделю в лесу посидел — тоже бы обрадовался.

За едой мы молчали и дружно ели. Сегодня и у меня ложка летала не хуже, чем у цыгана, а горячая каша, казалось, попадала в брюхо, минуя рот, — я не успевал почувствовать, что она горячая. Наконец я не выдержал, положил ложку, как складывают оружие.

— Э, баро, плохой ты едок, — усмехнулся Зарко. — Бери пример с меня — я впрок ем.

Я лишь улыбнулся. Кажется, все входит на круги своя — вместо рассудительного и мудрого потомка сказочных эльфов я снова вижу балагура и пустобреха, каким Зарко бывает, если нет опасности. Теперь бы, для полноты картины, Томасу следовало вспомнить о бедах, которые давным-давно принес ему конокрад. И верно, как только насытились, конюх начал задавать вопросы:

— А мерин ваш куда делся?

— Э, где тот мерин! — благодушно отмахнулся цыган. — Оставили мы его, он и помер.

— Жалко, — вздохнул Томас. — Хороший был мерин, смирный. Ну, гнедая твоя воз вытянет.

— Как гнедая? — встрепенулся цыган. — Я думал, ты нам своего мерина одолжишь.

— Еще чего! — фыркнул Томас. — Кто это в здравом уме цыгану коня доверит?

— Старый, нельзя кобылу в кибитку впрягать, — заволновался Зарко. — Что с твоим мерином станет, убудет, что ли?

— Это почему кобылу нельзя впрягать? — вздернул подбородок старый конюх. — Добро, если бы она жеребилась скоро, а то ведь не раньше, чем через год!

— Э, да что с тобой говорить, — расстроился цыган. Повернувшись ко мне, искательно заглянул в глаза: — Господин Артаке, хоть вы скажите.

Я тоже не понимал, почему гнедую кобылу нельзя запрячь в кибитку. Подозревал, что цыгану ее просто-напросто жаль. Представив, как кто-нибудь предложит запрячь Гневко, скривился — я такого сам запрягу и поеду!

— Ну, пойдем, Томас, поговорим, — кивнул я в сторону овражка и пошел вперед.

Спускаясь, слегка обернулся — не нужна ли помощь старику, но тот ловко управлялся с костылем.

— Господин Артаке, правду я говорю — не надо Кургузого цыгану давать, угонит, — начал Томас, но я его перебил:

— Давать или не давать, я сам решу. Ты мне другое скажи. И все скажи, без утайки.

Томас опустил голову, но не стал упираться или увиливать, как это сделал бы Зарко на его месте.

— Поклялся я, — глухо сказал старик. — Фрау Йорген поклялся, на святом кресте, что ни одна живая душа о том не узнает.

— Клятва… — хмыкнул я. — Клятва — это серьезно.

— А вы бы нарушили, если бы умирающей клятву дали?

— Ладно, не требую я от тебя, чтобы ты клятву нарушил. Я буду говорить, а ты кивай, хорошо?

— Хорошо, — закашлялся старик.

— Александр убил своего отца, так?

— Так, — нехотя кивнул старик.

— Вот видишь, я уже и сам обо всем догадался, — невесело улыбнулся я. — Я даже знаю, почему Александр сошел с ума и убил отца. Только куда купцы тело дели? Закопали?

— В болоте утопили, — сказал старик, а дальше его словно прорвало: — Купцы так сказали — после полуночи Йорген-младший пропал. Вначале думали — до ветру пошел, но почему-то одежду бросил. Господин Йохан искать пошел, тоже пропал. Под самое утро Александр пришел, говорит — я, мол, отца своего убил, потому что он меня не хотел в войско отпускать. Его связать хотели, но он не дался, в лес убежал. Купцы искать пошли, а и искать-то особо не надо — у самой полянки оба. На дереве Александр висит — удавился, под деревом крысы рыцаря доедают. Купцы рыцаря в мешок положили, а тело сына с дерева сняли, но с собой не взяли. Отцеубийца, да еще и самоубийца! Копать могилу не стали, в болото бросили. Одежду с собой привезли. Я первым этих купцов встретил, поговорил. Велел Курдуле фрейлейн куда-нибудь увести. Потом вместе с ними к фрау Йорген ходил. Фрау все выслушала и велела молчать. Клятву с меня взяла. Главное, чтобы фрейлейн не знала.