Райан Гродин - Кровь за кровь [litres]

Десять членов Маскировочного отряда . Мириам и Яэль. Вот и все оставшиеся в живых меняющие кожу. Оставшуюся смесь спрятали, сохранив как доказательство для суда над доктором Энгелем Гайером.

– Райнигер хочет, чтобы мы с Каспером выследили меняющих кожу и сделали им… более заметные отметки.

Давным-давно знак Х отметил Яэль как выжившую. А двойная руна «Зиг» укажет, что меняющие кожу – преступники. Черная молния на каждой щеке. Невозможно скрыть, какое бы лицо они ни надели, оказавшись в зале суда.

– Десять меняющих кожу. Это надолго.

– У нас есть их досье. Гиммлер тщательно за ними следил. Ему тоже не хотелось, чтобы они ускользнули. Он записал все их семейные связи, значимые места в их прошлом. Если меняющие кожу появятся где-то поблизости, мы их найдём. – Яэль подула на чай и сделала глоток.

Чашка Влада была пуста. Он не стал вновь её наполнять.

– Ещё не устала?

Обе руки Яэль лежали на столе. Шесть волков и лев. Да, она по-прежнему встречалась с ними каждый божий день. Да, она всё ещё повторяла их имена в темноте ночи.

– Нет, я помню.

Откуда она, через что прошла.

– Мёртвые всегда будут с нами. – Глаз Влада дёрнулся, когда он откинулся на спинку стула. – Но я имел в виду не время на раздумья, Яэль. Я имел в виду время на перерыв. Ты всю жизнь пряталась и боролась, ты заслужила небольшой отдых.

– Я отдыхаю, – заверила его Яэль. – Я больше не шпионка. У меня теперь есть свой дом.

Дом наполовину принадлежал Мириам, это было место, где названная сестра останавливалась, когда не моталась из Германии в Москву и обратно, пытаясь сбалансировать политические качели. Они выкрасили стены в голубой цвет и изо всех сил старались держать коллекцию растений в горшках политыми. Нет, цветущими.

Каждый день Яэль всё больше и больше узнавала о себе. Не просто о прошлом, а о корнях: об истории, текущей в её крови. Мириам больше помнила о жизни вне лагеря, чем Яэль – в конце концов, у неё было в запасе восемь лет. Она передала Яэль всё, что могла: молитвы, истории из Торы, иврите как неотъемлемой их части.

Покой пришёл к Яэль в форме Шаббата. Каждый пятничный вечер, неважно сколько трудностей или горя принесла неделя, Мириам и Яэль зажигали свечи и произносили молитвы над бокалом с вином. Мириам не помнила, как печь плетёную халу, как не знали этого и ни в одной пекарне Нового Берлина, так что приходилось обходиться простым хлебом.

Национал-социалисты старались стереть с земли все следы иудаизма. Многое было сожжено – синагоги, свитки Торы, людские души, – уничтожено в масштабах, слишком больших для понимания. (Сколько, сколько?) Но не всё превратилось в пепел. Были выжившие – мужчины, женщины и дети, которым удалось сбежать от Нового порядка в Новосибирск и окружающую его глушь. Многие из них пожелали остаться там. Где была крыша над головой и работа в достатке, где ещё стояли синагоги и можно было не опасаться получить от соседей нож в спину. Но для кого-то, однако, призыв старых стран, получивших новую жизнь, был слишком силён.

Женщина по имени Шошана была одной из первых евреев, вернувшихся в Новый Берлин. Её пальцы помнили, как замешивать тесто для халы, как заплетать его в буханку. Теперь она каждую неделю пекла халу для Мириам и Яэль и для пяти, десяти, пятнадцати других приехавших в страну. Среди них оказался раввин Розенталь, у которого имелся свиток Торы, еврейская каллиграфия которого была дороже золота.

Евреи были напряжённой коммуной – постоянно нервно оглядывающейся, несмотря на защиту, обещанную правительством Райнигера. (Да, мир изменился, но он ещё был далёк от идеала. Поэтому Яэль предпочитала держать П-38 при себе). Но корни их уходили глубоко в прошлое, связывая всех памятью целого народа. С каждым новым прибывшим они собирали больше кусочков прошлого, строили новое будущее.

– Со мной есть и живые, – сказала Яэль пятому волку. – Чем ты собираешься заняться, когда Вольфы уедут?

– Полоть огород. Не давать коровам помереть, – заметив её выражение лица, Влад рассмеялся. Смех его был таким же рычащим, как и слова. – Боюсь, у Райнигера есть для меня новое задание.

Он не уточнил, а Яэль не давила, хотя и умирала от любопытства. У Влада было много талантов. Куда именно направит его Эрвин Райнигер? Решать вопрос с Москвой? Или проблемы с Великой восточноазиатской сферой процветания, где население охватило беспокойство, угрожая правлению императора Хирохито?

– Мы будем выживать. – Влад наполнил обе чашки. Вновь без капли водки, что не помешало ему поднять чашку и чокнуться ей с Яэль. – Кто знает, возможно, даже процветать.

Лагерь был пуст. После победы Райнигера это место – как и многие другие, очень, очень много других – было захвачено, опустошено. Больше не стояло эсэсовцев на воротах. Не было ружей на их плечах. Овчарки не дышали в спины. Сторожевые башни пустовали. Сорняки проросли среди камней на железнодорожных путях – тех самых, что так много лет назад нашёптывали имя Яэль. ( Яа-эль, Яа-эль, Яа-эль ).

Сейчас они молчали, присоединившись к тишине, плотно окутавшей весь лагерь. Она парила над бездымными трубами, прогуливалась по пустым баракам, сочилась из каждого кирпича, каждой доски, проникала в души слышащих.

Их было немного, но больше, чем Яэль могла надеяться – тех, кто пришёл выказать уважение погибшим. Путь до лагеря преодолела большая часть Новоберлинской коммуны, принеся с собой свечи и спички, камни и молитвы. Но были и другие, женщины и мужчины, которых Яэль не знала. Некоторые говорили по-русски. Одна пара приехала с маленьким ребёнком. Среди прибывших был молодой человек, настолько похожий на Аарона-Клауса, что Яэль несколько секунд не отрывала от него взгляд, пока не признала: нет, она не видит духов, просто приехала их навестить. Некоторые из собравшихся уже зажигали свечи йорцайт , огоньки дрожали в ладонях, пока люди зажигали спички и подносили к фитилям.

У Яэль свеча и спички лежали в кармане. Она не хотела зажигать её в одиночестве, она и не должна была. Мириам была где-то рядом. Они вместе приехали сюда из Нового Берлина, преодолели последний участок дороги, мимо сосен, растущих по её сторонам. Как и прежде, Яэль хотелось скрыться в лесу, но когда они подъехали к воротам, у которых уже начали собираться раввин Розенталь и остальные, Мириам похлопала её по плечу и сказала: «Будь здесь. Я скоро вернусь».

Так что Яэль стояла, погружаясь в тишину. По лесу гулял ветер, принося с собой шёпотки сосновых игл и насыщенный аромат хвои, которого не было в её детстве. Сосны пережили дым.

Когда Мириам вернулась, на лице её было странное выражение: мрачное, но полное надежды. Под её ногтями и на костяшках пальцев виднелись следы земли. Мириам протянула к Яэль руку, раскрыла ладонь.