Михаил Попов - План спасения СССР

Однажды ночью вороною,

молчанье белое храня,

прекрасный ангел спал со мною

и сделал девушкой меня.

Обманутая племянница резко обернулась к нему, хрустнув каблуками в песке. И увидела перед собою плачущее, беспредельно несчастное лицо.

– Это про меня, про меня! На ее месте должен быть я. Где мой ангел, где мой конь?!

Вероника подтянула живот, развела руки в стороны, явно готовясь повторить прием, примененный против барсуковского бухгалтера.

Слезы Валерия Борисовича мгновенно высохли.

– Ключ я оставил там, где всегда.

– Почему его там нет?

– Ну, это уж ты не у меня спрашивай, это ты у нее, дорогая, спрашивай.

– Она говорит, что не брала.

– Ну, мало ли что она говорит.

– Ты сейчас поедешь со мной.

Валерий Борисович окинул трагическим взором картину вольного пиршества. Ему не хотелось удаляться с этого праздника жизни. Рот у него исказился, как у греческой театральной маски, и руки разметались в просительном жесте.

– Домой, – тихо, но окончательно сказала Вероника, беря его под руку.

Леонид понял, что ему тоже можно подойти.

Он кивнул писателям, снова запустившим бутылку по кругу, и, сделав несколько шагов, подхватил Валерия Борисовича под вторую руку.

Он не сопротивлялся, он позволял себя транспортировать. Медленно перебирая подкашивающимися ногами, он плыл вдоль по улице, улыбаясь приветливо и встречным домам, и своим мыслям. Несмотря на применяемое к нему насилие, он ждал от жизни только хорошего.

– Только бы менты нам не встретились, – пробормотала Вероника, проходя мимо милицейской будки у входа в кипрское посольство. Будка была не пустая.

Расположившись на заднем сиденье, Валерий Борисович растекся по нему, как пьяная медуза.

Тронулись.

Поглядев в зеркало, Леонид увидел, что дядя водителя отнюдь не спит. И задал ему вопрос, вертевшийся у него на языке с самого утра:

– Валерий Борисович, а где Фил? Где наш доблестный американец?

– На кой черт он тебе сдался?! Ну, был он, теперь его нет. Почему ты о нем заботишься? Откуда в тебе, человеке еще не старом, такое низкопоклонство перед Западом, перед всякой иностранщиной?! Гордись, что ты сын своей страны, а она мать тебя. А то – америкаанец! Тьфу!

– Просто интересно знать, куда он подевался. Вы его не видели после прошлого вечера?

– Ну, подевался, что тебе в нем? Ты на меня посмотри! Нет, ты уж посмотри! Перед тобой человек, лишившийся всего, иллюзий, здоровья и даже уважения к себе.

– А американец?

– Американец этот голодранец! – непонятно на каких данных основываясь, заявил Валерий Борисович и заснул.

Они проезжали мимо «Украины». Уже почти совсем стемнело. Загорелись огни большого города. Улицы приобрели незаслуженно праздничный вид.

Вероника ехала быстро, но не сломя голову. Такое было впечатление, что она попутно еще о чем-то напряженно размышляет. Очевидно, тем же самым был занят и ее спутник. Тот, что сидел на переднем сиденье. Обитатель заднего похрапывал, распространяя характерное алкоголическое зловоние. Вероника брезгливо дергала нервным носом. Леонид относился к запаху сзади спокойнее. После «Папарц кветки» ему было ничего не страшно.

Уже почти на выезде из города пришлось остановиться на перекрестке. На это неожиданно отреагировал Валерий Борисович.

– В чем дело?

– Красный свет, – ответил ему Леонид.

Поэт приоткрыл один мутный глаз, присмотрелся к светофору и сделал заявление:

– Не такой уж он и красный.

После этого он снова спокойно захрапел.

Метров через триста после перекрестка Вероника затормозила. По ту сторону Можайского шоссе горели огни огромного гастронома.

– Надо запастись продуктами. А то дома шаром покати.

– Я думаю, в гастрономе положение не лучше.

– А мы пойдем не в гастроном.

Оставив спящего Валерия Борисовича в машине, Вероника привела сторожа к магазину под названием «Дары природы», спрятавшемуся в тени полуоблетевших деревьев. Видимо, Леониду до этого не приходилось пользоваться услугами подобных торговых точек, потому что он ходил по торговому залу с широко открытыми глазами.

Буженина, копченый окорок, колбаски «Охотничьи», сосиски «Микояновские», перепелиные яйца, маринованные маслята, ветчина консервированная югославская, ветчина китайская. И это только малая часть ассортимента.

И впускают не по пропускам.

И народу не слишком много.

Вероника затаривалась по полной программе. Кило буженины, две палки сервелата. Еще какие-то банки, бутылки. Растерянность спутника ее забавляла.

– Почему у тебя вид такой обалдевший? Не можешь понять, что это за заведение? Никакого секрета тут нет, просто цены чуть повыше. Наши люди как устроены, они лучше полдня простоят за сосисками по два семьдесят, вместо того чтобы зайти сюда и купить спокойно по четыре двадцать. Теперешние деньги ведь вообще ничего не стоят, согласись.

Леонид взял из рук Вероники сумку, туго набитую дарами природы.

– Парадокс заключается в том, что деньги ничего не стоят, но их все равно не хватает.

– А может, тебя смущает то, каким образом они у меня появились? – В голосе Вероники проскользнула явно провокационная нотка.

– Как тебе сказать.

– Так и скажи: очень подозрительно выглядела сцена передачи пьяным дядей истеричной племяннице конверта с бабками. Очень это напоминало дележ добычи.

Леонид промолчал.

Они вышли из фантастического магазина.

Вероника остановилась и взяла спутника за ремень сумки, переброшенной через плечо.

– Да, ты правильно догадался. Мы провернули с Валерием Борисовичем некую операцию. Деньги получены за кортик моего деда, адмирала Хорлина. Кортик был продан моему отцу, академику Петухову. Дело в том, что мой отец с огромным уважением относился к своему тестю. Считал его великим флотоводцем и собирал все, что было с ним связано. Всякие предметы, карты, ордена. Кортики. Не знаю, зачем ему это было нужно. Может, мучило чувство вины из-за того, что он захватил его дом. Хотя это маловероятно. Скорей всего что-то коллекционерское. А вероятнее всего, он боялся, что дачу начнут отбирать, и тогда он объявит, что на даче будет дом-музей знаменитого адмирала. Дядя Валера давно уже раскусил страсть папахена и сплавил ему свою часть флотских побрякушек. Когда они закончились, попробовал подобраться к вещам деда, что перевез к себе после смерти деда дядя Виталя. Все это закончилось разрывом, скандалом. Тогда дядя Валера решил обворовывать сестру, вечно запертую по больницам. Моя мамочка очень ревниво относилась к отцовскому наследству, не подпускала. Не подпускала к нему ни отца моего, ни своего брата.

Дядя Валера подговорил меня, и я согласилась. Мне деньги были нужны очень-очень. Вчера я заехала на городскую мамину квартиру, якобы для того, чтобы полить цветы, и утащила морской ножик.