Оксана Демченко - Облачный бык [Litres]

– Дятлы, – я припомнила разговор в особняке Дюбо. – Нет в записях таких?

– Общепринятое словцо тайных служб, – отмахнулся Курт. – Никчемные живки, почти бездари, но со специальным, узконаправленным обучением. Настраиваются на человека или предмет и ставят точки на карте, обозначая место. Стучат при этом, они работают карандашом, неплотно зажатым в пальцах. Могут вести объект пошагово, если карта подробная, но устают в полчаса. Выявить внимание дятлов сложно, тем они и сильны. Защититься можно, но потребуется очень опытная живка… Тебе зачем знать? Дятлов мало, для настройки на слежку им надо день или два таскаться за человеком. «Кода» от их внимания закрыта. Кто вошел сюда, тот сбросил слежку.

– Хорошо. То есть плохо… все же Дюбо замешаны.

– А подробнее?

– Яркут знает. Я написала показания год назад, а само дело было в Луговой, еще за год до того…

Курт кивнул и не стал уточнять. Промыл мою ссадину. Щипало сильно, и это было хорошо. Страх испарялся, инакость растворялась в обыденности… Курт замотал ладонь платком, туго завязал кончики. Кивнул Васе – мол, я закончил.

– Объясни ей, как поменять имя и получить временные документы. Условься о связи на будущее. Дай время написать все и повторно перечитать, внести уточнения. После свяжись со мной, соединят в любое время. Рассчитаюсь или золотом, или рекомендациями, по выбору.

– Годится, – обрадовался Вася.

Подхватил меня на руки – я пикнуть не успела! – и понес прочь из комнаты. Правильно сделал, между прочим, я бы ковыляла, потела и дрожала, но не попросила о помощи. Уж не знаю, что это: гордость, глупость или страх привязаться и зависеть? Наверняка все вместе.

Васин автомобиль оказался маленьким, он был высоко задран на здоровенных колесах и сильно прыгал на кочках. Вася гнал, меня бросало в кресле, пару раз макушка проверяла потолок на прочность – благо, он из толстой кожи и не оглушает при ударе.

Мелькали дома, люди. Всё – мимо… и всё нерезкое. Поверив в безопасность, я расклеилась, внутренне признала это, стала в открытую вытирать слезы, шмыгать носом. Вася сунул мне платок. Странный – белый, с приятной успокаивающей отдушкой. Не верю, что платок Васин, он с парнем… несовместим. Зато мне помог сушить слезы, прятать лицо, дышать хвойной терпкостью и перемогать запоздалый страх.

Вся жизнь – вдребезги! Мои мечты о садике и магазинчике, мои надежды на крепкую семью, моя вера в Яркута… В общем, прямой мне путь в «Тёрен». Вася что, специально выбрал место с таким названием? Мы не доехали, а я уже исколота и исцарапана всей душою.

– Добрались, – Вася прервал мои безмолвные страдания.

Снова бесцеремонно вытащил, пронес через двор, на низкое крыльцо, в темную прихожую и далее, в еще более темный зал с дубовой стойкой бара и дубовыми же столами и стульями. Вся мебель тяжелая, мне и на ноготь ее не передвинуть. Зато сидеть мягко: на стульях привязаны подушечки. Вася усадил меня и сгинул, чтобы вернуться с бумагой, вечным пером и керосиновой лампой… Свет дрожащий, как моя больная душа. То ярко, то блекло… и еще я моргаю. Открыла глаза – нет Васи; закрыла, опять открыла – вот он, сел напротив, выставил две кружки и одну рюмку; моргнула еще – нарезает колбасу. Так легко на душе, так уютно. Пахнет чесноком, ржаной коркой. Сколько помню Ваську-Лома, с самых поминок по маме его тезки-художника, он кормит людей.

– Юна, я кое-что скажу. Это не я сообразил, но так – правильно. Вот… ага. – Вася прикрыл глаза, чтобы высказать мысли в точности. Интересно, кто его так впечатлил? – Люди думают, что жизнь – поиск счастья и исполнение планов, что они владеют собою. Но со стороны… да: со стороны ясно, что жизнь есть проверочное поле, где все мы, люди – курсанты. Не мы задаем линию начала и линию, куда надо дойти. Но есть путь и есть… судьи на поле. Мы делаем вид, что не знаем, как нас оценивают. Мы придумали богатство, успех… а только оно не в зачет. Главное: мы не имеем права отказаться от проверки, убив себя или спрятавшись, – Вася открыл глаза. – Юна, у тебя редкий дар. Ты не отказалась от него, значит, зачет тебе. Душе больно? Что ж, мы на проверочном поле. Или тебе больно, но ты идешь, или ты сдаешься и делаешься ничтожеством.

– Безнадежно в смысле отдыха и наград, – хмыкнула я. Душе стало спокойно. – Вася, кто наговорил тебе печальных умностей? Сплошные проверки, а что за последней линией?

– Служба, – Вася улыбнулся. – В большом мире все честно. По ту сторону порога ни протекции, ни гостинцев с намеками. Сколько прошел по полю, столько засчитают. Может, там я стану сильный сыскарь, а? Юна, жуй, пей и пиши отчет. Эта проверка пройдена. Скоро выпутаешься из терновника, будет отдых. Перебраться на новое место с новым именем – пустяк. Я подробно расскажу. У тебя получится. Ты усердная.

– Заучка, – я сама напомнила прозвище, улыбнулась. – Спасибо, Вася.

Пора сгрести мысли в кучку и оттуда разложить по строчкам отчета. Я подвинула листы, взяла ручку. Глаза сухие, резь в них какая-то неприятная. И не больно, душа онемела. Пишу о событиях минувшего года – словно о чужой жизни. Легко, быстро. На отдельном листке рисую: санитаров, мужика с вензелем, горничную.

Вася молчит рядом, и это уютно. Вот налил мне рюмочку. Колбасу подсовывает, хлеб. Кружку придвинул, в ней чай с мятой, сладкий, на липовом меде. И советы Васины – простые и внятные. Точно справлюсь.

Дописала. Перечла, сложила листки пополам. Отдала. Все? Свобода?

– Вася, что ж получается: снова тебя увижу, значит, пора на поле для проверки?

– Ну я же не виноват, – он прижал к груди руки прямо-таки молитвенно. – Честно.

– Не извиняйся, я тебе рада, всегда. Вася, есть просьба. Не давайте мои записи Яркуту, если это не обязательно. Он сильно ранен. Хватит с него боли. Он замечательный человек, просто… не мой. Так получилось. Я постепенно привыкну.

– Есть еще вопрос, важный, – воровато озираясь и убавляя голос, сказала Вася. – Пока ты была там, вместо Юлии, ты видела тень и прочее, необычное?

– Да. Понять бы еще: кого может интересовать такое, кроме тебя?

– Ну, считай я и спросил. Значит, не в крови дар, а в душе. Вот уж по-честному! Из всей веры в Сущего я только одно принимаю без оговорок – стержень. Внутри он. Отнять можно здоровье, тело и жизнь. Стержень всегда со мной. Если что, люди сами его ломают или вытаскивают. Есть такие, умеют быть гибкими.

От Васи услышать о гибких… я даже рот раскрыла! Но сразу заметила кривоватую усмешку и успокоилась. Уж чего-чего, а змеиной повадки у Васьки нет. Смешная мысль: у людей-змей есть позвоночник, но нет стержня.

– Вася, я уже скучаю. У тебя есть стержень, из-за этого опираться на тебя так здорово, так надежно… что я боюсь привыкнуть. Ой, к слову: были письма от Васеньки?