Оксана Демченко - Облачный бык [Litres]

Выползок встраивался в мир людей, но – не жил, лишь изнемогал от бессмысленной и бесконечной борьбы за выживание… И вдруг обрел память, а с ней – смысл.

Яков восстанавливал прошлое того пацана постепенно: его мечты, его окружение, его намерения и ошибки. Каждый новый осколок памяти дополнял мозаику и укреплял в намерении вернуться на испытательное поле судьбы, пройти до конца путь, который оказался непосильным в первой жизни. Увы, Яков не вспомнил своего урожденного имени. Но твердо усвоил, с кем были связаны его жизнь и смерть – те, изначальные, человеческие. Ключевых людей в памяти пока что нашлось двое. Один воодушевил пацана, вооружил идеей, обещал ему новую жизнь… и научил убивать. Второй пытал и отнял жизнь. Оба давно мертвы… Но идея первого не истлела, она по-прежнему вооружает недорослей и учит убивать. Да и второй человек – сам он мертв, но его род не пресекся, не утратил влияния. Значит, есть люди, способные дать ответы на новые вопросы. Многоглавый дракон любопытства встрепенулся, полнясь азартом охоты. Смысл наполнил жизнь красками, сделал плотной, сложной. Каждый день Якова Локкера стал расписан поминутно.

Два имени из прошлого были важны, но имелось третье, не менее ценное – Юна. Пообещав вслух не вовлекать ее в дела и не беспокоить, Яков лукавил: он уж конечно собирался найти, он желал убедиться, что у Юны все хорошо. Он желал по возможности отблагодарить. Все это было два года назад. Давно…

Плотное время настоящей жизни спрессовывало события, встречи, связи. Вот и сегодня утро без остатка истрачено на встречи и знакомства, это каждодневная рутина – надо натягивать сеть связей в столице. Послеполуденное время отведено большому и срочному делу. Для него заготовлены документы, подобраны люди и обстоятельства, выверены сценарии – основной и запасные.

Часы над судебной палатой тихого пригорода отмерили два удара. Обеденное время. Мирное, сонное… удачное, чтобы поднять занавес живой пьесы. Итак, картина первая: большой переполох. Пружиной для него стали сведения, переданные поутру заинтересованным адресатам в тайной полиции. И – закрутилось!

Пять больших автомобилей доставили щеголеватых дознавателей, три пустые кареты распахнули дверцы, ожидая задержанных; с шумом подкатили аж десять разномастных экипажей, набитых городовыми. Людской горох рассыпался по площадке, застучал в парадные ворота больницы…

Яков усмехнулся, наблюдая панику охраны, той самой охраны, которую вчера не удалось подкупить или усыпить. Сегодняшний способ сработал. Стражи больницы для знати, коей сплетни – страшнее чумы, сперва препирались, надменно перечисляли попечителей, но осознали: это заклинание, казавшееся всесильным, на тайную полицию не действует! Ворота оказались распахнуты, дознаватели беспрепятственно вторглись в парк, их авангард сходу захватил главный корпус. Следом, как мародеры за войском, устремились мелкие чины. На улице снова сделалось тихо. Лишь два жандарма терлись в стороне от здешних охранников, надзирая и за ними, и за воротами.

Яков стукнул в переднюю стенку, предлагая вознице, как оговорено заранее, продвинуть экипаж. У самых ворот он распахнул дверцу, спрыгнул наземь и решительно, но без спешки, направился в больницу. Рослый жандарм сунулся было с вопросом, встретил холодный властный взгляд, поежился и торопливо отдал честь, домыслив невысказанное: длинные темные пальто носят надзирающие чины. Облава устроена тайной полицией, значит это – их человек, и очень важный. Прибыл инкогнито: без формы и знаков отличия.

Яков в один взгляд нашел трехэтажный флигель с высокими окнами, закрашенными белым. Отметил краем глаза: да, пока что дознание увязло в главном здании, это предсказуемо и удачно. Но надо бы поспешить.

В холле дежурная сунулась с вопросом, и Яков остановился, глядя сквозь нее. Намеренно четким жестом расстегнул пуговицы, распахнул пальто. Поправил ворот халата. Поморщился, шумно принюхиваясь.

– Профессор Нэймер, – выдерживая жесткий выговор иностранца, представился он. – Почему меня не встретиль?

– Простите, но…

– Тут есть беспорядок. Два часа дня на часы. Тут есть спертый дух, нет вентилляций. Не быть от утро? Вы здесь лечить или… ка-лечить?

Яков обошел дежурную, миновал холл и стал подниматься по лестнице, продолжая негромко критиковать местные порядки. Вот и второй этаж. В коридоре тихо. Санитарам – вчера было установлено, что в комнате при лестнице постоянно находятся двое – хватило опыта, чтобы своевременно оглохнуть. Поворот, еще поворот… Нужная палата видна стразу, к её двери пиявкой прилипла горничная. Та самая: узнаются и поза, и привычка подслушивать, Юна в своих записях все указала точно.

Толстые ковры превосходно глушат звук: горничная отбыла в обморок, не обернувшись. Дежурная сестра в палате разобрала шум, выглянула – и обмякла, придушенная. Поддев тело за ворот халата, Яков нагнулся, прихватил второе и втащил через порог и сестру, и горничную. Свалил беспамятных в углу, прикрыл дверь.

Обитательница палаты стояла у дальней стены. Босая, лицо запрятано в копне нечёсаных волос. Из одежды – только больничная рубашка. В руке зажат осколок чашки.

– Не подходи, урод. Руки порежу.

– Насколько мне известно, вы сообщаете это каждому с тех пор как очнулись, Юлия. – Яков занял стул у кровати, снял шляпу-котелок и положил на подушку, бросил рядом перчатки. – Но для здоровой девушки исключительно верно ценить жизнь. Вы свою очень цените.

– Кто ж такой умный явился, а?

– Вижу, на вас еще не давили всерьез. До недавних пор у них был иной источник сведений, – гость убедился, что девушка слушает, закусив губу и стараясь понять, хотя ей страшно. – Барышня, вы способны сохранять присутствие духа, это удачно. Зовите меня Яков. Отрекомендуюсь так: я многим обязан Юлиане Миран.

– Что с того, мошенник?

– Она – ваш донор. Если вас станут пытать и тем более убьют, ей придется худо. Вот почему я здесь. Даю три минуты. Или вы согласны на побег, или я рискнул зря, прорываясь сюда.

Гость прошел в угол и принялся ворочать бессознательные тела. Стряхнул с горничной – туфли, с дежурной – халат.

– Минута. После уйду, один или с вами. Но прежде решу вопрос, для меня наиважнейший. В теле Юны вас донимали тени, странное движение за окном? Вам казались особенным местом пороги, двери? Вас влекла непомерность простора за гладью зеркала?

– Что за… Ау, ты с головой-то дружишь?

– Ответ в целом ясен. На такой я и надеялся. Не верю, что дар души заразнее ветрянки. Благодарю за честность. Не жду, что вы соизволите высказать благодарность, хотя причин немало. Я нашел вас и смог устроить побег. А ведь с подмены не прошло и двух суток. Итак, ваше решение?