Анна Коэн - #Зерна граната [litres]

– Мелкая, темненькая, со шрамом, – кивнул Пузо, почесав шею. – Точно она. Слыхала, мышка, не балуй, а то мигом свинцом нашпигую!

– Хозяин велел девку не трогать, – возразил первый.

– Зато девке не велел не трогать тебя. Мне как-то такая же чернявая чуть не откусила… Короче, тащи ее отсюда! Хозяин ждет!

Чайкин похититель перекинул ее обмякшее, уставшее бороться и убегать тело через плечо, как какой-нибудь мешок, и поволок прочь. Сливовый пиджак остался валяться бесформенной тряпкой на полу между сидений.

Снаружи их встретили слепящие фары паромобиля. Кто-то махнул фосфоресцирующим куском ткани, локомотив откликнулся гудком и медленно тронулся с места.

Чайку наконец-то поставили на ноги, и она пошла навстречу неотвратимому, прикрывая глаза рукой.

– Девушке в этой стране опасно путешествовать одной, – прозвучал знакомый голос. – Это вам не Кантабрия.

– О, я бы попросила вас сопровождать меня, герр Милошевич, – Жизель постаралась вложить в слова весь имеющийся яд. – Вот только мой поезд уже ушел.

– Это не проблема. На юге Иберии все поезда и дороги, по которым они ходят, – мои. Пользуйтесь сколько угодно. А сегодня к вашим услугам это. – Борислав, явно красуясь, похлопал паромобиль по корпусу.

Чайка мысленно пожелала ему перевернуться вместе с проклятой машиной. Хвала ее мозгам за то, что она додумалась вшить свои кровные гульдены не в пиджак, а в подклад юбки.

– И что же понадобилось железнодорожному магнату от меня? Да еще и посреди ночи. – Девушка переплела на груди руки, покрытые гусиной кожей. – Помнится, вы говорили, что я сама попрошу работу. Но этого не случилось. Я прекрасно справляюсь сама.

Поезд тем временем набрал скорость и унесся прочь, оставив Чайку наедине с тремя вооруженными мужчинами посреди ночной пустоши. Охранники Дона повернулись к машине спинами, высматривая что-то в темноте.

– Условия изменились, – хмыкнул Дон. – К вашему досье добавились любопытные факты, фрекен Бони́. Узнаете?.. – С этими словами он продемонстрировал девушке купюру в сто гульденов с мучительно знакомыми заломами. – Вижу, узнали. Это деньги моего казино. Моего бывшего казино. А вот здесь стоит бесцветная печать. Мои ученые придумали состав. Мы никогда не выдавали выигрыш сотенными, поэтому метили их на случай, если придется ловить шулеров. Вам удалось их вынести, и это впечатляет.

Раз – просчет, два – просчет.

– И что дальше? – воинственно поинтересовалась Чайка. – Велите своим быкам меня расстрелять или что похуже?

– Обижаете, фрекен. Я по-прежнему хочу вас нанять.

– Вот как? – Вопросов у Жизель возникало больше, чем находилось ответов. – Вам нужен игрок?

– Нет. Мне нужна помощь в борьбе с Краузе.

Чайка рассмеялась.

– О нет, я к нему не сунусь. Он убьет меня, как только появится возможность. Я увела его удачу, а после две недели на корабле смотрела, как он в ведро ходил. Такое не прощают. Я уж думала, это его люди взялись искать меня, – призналась она.

– Ты права, пичужка, – серьезно кивнул Борислав. – Ты никогда не будешь в безопасности, пока я не сведу с ним счеты. Сейчас он запихивает в свой карман всех чиновников, до которых может дотянуться. Я знаю, как он это умеет. А когда он станет достаточно влиятельным, то подключит к поискам тебя и твоих товарищей альгуасилов, охотников за головами, солдат… С этим ты справишься в одиночку? Ты яркая, тебя сложно не заметить.

Он кашлянул в кулак, как показалось Чайке, немного смущенно. И потянулся за портсигаром. Девушка со вздохом приблизилась на опасное расстояние и вытянула руку. Но вместо того, чтобы, как в прошлый раз, угостить ее сигаретой, Дон Милошевич взял ее пальцы в свои и поцеловал их, как это делают с благородными дамами.

Спустя два удара сердца он отпустил руку Жизель и сказал:

– Я без тебя не справлюсь.

И она позволила себе признать то, что отрицала с той секунды, как увидела Борислава: она обречена на сближение с ним. Всегда была обречена на такого, как он.

Кораблекрушение неминуемо.

Вязкий солнечный свет лился сквозь витражные окна портновской мастерской, разукрасив нижнюю юбку Чайки яркими пятнами. Она стояла на невысоком табурете, пока с нее снимали мерки, и чуть не мурлыкала от удовольствия, прикладывая к лицу то один отрез великолепной ткани, то другой. Сегодня более других ей нравился королевский изумрудный атлас, но выбор слишком велик, чтобы останавливаться на чем-то одном. А после придет черед выбирать кружево, сетки для вуалеток, эскизы вышивок и форму пуговиц. Все, что душа пожелает, и точно по фигуре.

Борислав велел не жалеть средств на новый гардероб, ведь ей предстоит бывать в местах, куда замарашке нет прохода. Хотя какое общество может быть в Фиере?..

Дверь в аптеке напротив распахнулась с надрывным звоном колокольчика. Парнишка со светлыми, выгоревшими на солнце волосами едва не рухнул со ступеней, и содержимое его бумажного свертка с покупками брызнуло во все стороны, как платки из цилиндра фокусника. Бинты, мешочки с травами, жестяная баночка какой-то мази. Парень бросился на колени, чтобы все собрать, и тут Жизель заметила плотный корсаж и недвусмысленные округлости над ним – девушка.

Луковка.

Стриженая, в штанах для верховой езды, со свежей ссадиной на загоревшей щеке, на портупее болтается пустая кобура. Ошибки быть не может.

Лу быстро завернула выпавшие вещи обратно в бумагу, отряхнула штаны и поспешила вдоль по улице туда, где заканчивалась оконная рама и Чайка не могла проследить ее путь дальше.

Но это не страшно. Можно сделать это позже.

Лето в Хестенбурге выдалось холодным и дождливым, будто отрицая свою жизнерадостную суть и призвание дарить детям земли надежду. Будто без постоянной мороси здесь было недостаточно уныло.

Они стояли в подворотне, где вода, казалось, не лилась с неба, а сочилась из серых камней или была соком вездесущего плюща, стекала по желобам и стенам и с утробным бульканьем исчезала за позеленевшей канализационной решеткой.

– У тебя нет выбора, – заявила девушка и прищурила змеиные глаза. Для убедительности и чтобы выказать наибольшее презрение, поджала губы и сложила на груди руки. – Иди и сделай!

Он провел рукой по затылку, стряхивая мелкие капли с отрастающих волос. До чего ж противно играть в чужой пьесе. До зубной боли противно, а за импровизацию могут и прирезать, ему ли не знать. И вот теперь эта злобная пародия на женщину будет втолковывать ему, что у него нет выбора.

– Ты здесь до ночи торчать собрался? Или мне напомнить тебе, как ножками ходить? Топ-топ! – снова рыкнула надсмотрщица. Да, Теодор назвал это иначе, но, по сути, она ею и была. – К вечеру мы должны доставить в Угол деньги.