Джером Биксби - Врата времени

— Дьявольщина! — взорвался Вэннинг. — И это все, что ты можешь мне сказать? Я должен списать саквояж в убытки?

— Ага. Разве что сам рискнешь залезть за ним в ящик. Но тогда одному Богу известно, где ты окажешься. За несколько тысяч лет состав воздуха, вероятно, изменится. Возможны и другие перемены. Ну так как?

— Я не сумасшедший.

На этом и кончилось. Облигации пропали без надежды на возвращение. Вэннинг утешился тем, что ценные бумаги уже никак не попадут в руки полиции. Но осталась проблема с Маккилсоном, особенно после пули, Пробившей стеклоплексовое окно в офисе Вэннинга.

Встреча с Маккилсоном не принесла желаемого результата. Растратчик был убежден, что Вэннинг пытается его надуть. Маккилсона вышибли силой, а он продолжал выкрикивать угрозы: он пойдет в полицию, он признается...

Пусть идет. Улик у него нет, ну и черт с ним! Но для пущей безопасности Вэннинг состряпал заявление в суд на своего бывшего клиента.

Из этого ничего не вышло. Маккилсон дал в зубы судейскому и удрал. Вэннинг подозревал, что теперь он прячется по темным углам, вооруженный и жаждущий его прикончить. Ясное дело, маниакально-депрессивный тип.

Вэннинг затребовал себе пару переодетых в штатской агентов для охраны. Что поделаешь, его жизнь была под угрозой. Пока Маккилсон значительно ограничен в действиях, Вэннинг чувствовал себя в безопасности. Он удостоверился в том, что двое его охранников — самые лучшие стрелки манхэттенской полиции. Но скоро убедился что им было поручено также разнюхать насчет пропавших облигаций и замшевого саквояжа. Вэннинг вызвал по видеофону адвоката Хаттона и, ухмыляясь в самый экран, поинтересовался:

— Ну, как успехи?

— Что ты имеешь в виду?

— Моих сторожевых псов. И твоих шпиков. Они не найдут облигаций, Хаттон. Лучше их отозвать. Зачем заставлять бедняг делать двойную работу?

— Хватит, если они справятся с одной. Это поиски улик. Если бы Маккилсон добрался до тебя, я бы не слишком расстроился.

— Что ж, увидимся в суде, — хмыкнул Вэннинг. — Ты занимаешься делом Уотсона, не так ли?

— Да. Ты насчет применения скопа?

— На присяжных? Разумеется. Процесс у меня в кармане.

— Так тебе только кажется, — процедил Хаттон и отключился.

Хихикая, Вэннинг надел пальто, собрал свою охрану и направился в суд. Маккилсона не было видно...

Вэннинг выиграл дело, как и ожидал. Он вернулся в офис, забрал несколько обычных сообщений от телефонистки и направился к своему личному кабинету. Открыв дверь, он увидел в углу на ковре замшевый саквояж.

Адвокат так и примерз к ручке двери. Сзади слышалась тяжелая поступь охраны. Не оборачиваясь, Вэннинг бросил: «Одну минутку», — и увильнул в кабинет, захлопнув за собой дверь.

Саквояж. Это был он, никаких сомнений. Несомненным было и то, что двое его стражей после непродолжительного совещания принялись ломиться в дверь.

Вэннинг позеленел. Он сделал нерешительный шаг вперед и вдруг увидел шкафчик в том самом углу, в который он его задвинул. Ящик времени... Идеальный тайник — вот что это было! Если он засунет туда чемодан, тот станет неузнаваемым. Даже если он исчезнет опять, это неважно. Важно было другое: избавиться, и немедленно, от этой улики...

Дверь затрещала. Вэннинг рванулся к саквояжу и схватил его. Краем глаза он заметил какое-то движение.

В воздухе над ним появилась рука. Гигантская рука в безупречном белом манжете. Все остальное исчезало где-то в пустоте. Огромные пальцы тянулись вниз...

Вэннинг завопил и отскочил в сторону. Недостаточно быстро. Рука опустилась, и юрист забился на ладони.

Рука сжалась в кулак. Когда кулак разжался, из него выпало, пачкая ковер, то, что осталось от Вэннинга.

Рука удалилась в неизвестность. Выломанная дверь рухнула, и два агента тяжело дыша ввалились в кабинет.

Вскоре приехал Хаттон со своими людьми. Им осталось сделать немногое — разве что все прибрать. Замшевый саквояж с двадцатью пятью тысячами кредитов облигациями был унесен в безопасное место. Вэннинга соскребли с ковра и отправили в морг. Фотографы сделали снимки, эксперты по отпечаткам пальцев распылили белый порошок, специалисты по рентгену выполнили свою часть работы. Все было сделано быстро: через час офис был пуст и дверь опечатана. Таким образом, не оказалось свидетелей, которые могли бы рассказать о явлении гигантской руки, возникшей из ниоткуда, пошарившей вокруг как бы в поисках чего-то и снова исчезнувшей...

Единственным человеком, который мог бы пролить свет на это дело, был Гэллоуэй, но его замечание адресовывалось «Монстру» в тишине уединенной лаборатории. Все, что он сказал, было:

— Вот почему тот верстак материализовался здесь вчера на несколько минут. Гм-м. Настоящее плюс икс... и икс равен приблизительно неделе. Почему бы и нет? Все относительно. Но я никогда не предполагал, что Вселенная сжимается так быстро!

Он поудобней устроился на тахте и запустил в себя Двойной мартини.

— Так и есть, — задумчиво пробормотал он спустя некоторое время. — Вот это да! Вэннинг, пожалуй, был единственным, кому удалось оказаться в середине следующей недели и убить там самого себя. Да, надо напиться.

И он напился.

© Перевод на русский язык, Рыжова Л.Л., 1994

Никогда прежде я не замечал этого магазинчика — а ведь живу всего в полутора кварталах отсюда. Хотите, дам адрес? Называется «Борговля тутылками» — между Двадцатой и Двадцать первой улицами, на Десятой авеню, Нью-Йорк. Можете отправиться туда сами и поискать. Возможно, вы об этом не пожалеете.

Но лучше не пробуйте.

«Борговля тутылками». Это меня сразу остановило. Представьте себе лавчонку с уныло скрипящей на ветру облупившейся вывеской, болтающейся на кованой завитушке. Я было прошел мимо: в кармане у меня лежало обручальное кольцо, которое Одри мне только что вернула, и мысли мои были очень далеко от таких вещей, как лавочки по борговле тутылками. Я говорил себе, что Одри могла бы найти для описания моей особы иное слово, чем «никудышный». А ее заявление о том, что я «прирожденный психопатический никчемушник, заведомо неприспособленный к жизни», было настолько же неуместно, насколько выспренно. Она, несомненно, вычитала где-то эту тираду и теперь выдала ее на-гора, присовокупив: «И я бы не вышла за тебя, даже если бы ты был последним мужчиной на земле», — что, как вы понимаете, тоже довольно-таки потертое клише.

«Борговля тутылками!» — пробормотал я и приостановился, задумавшись, где я подхватил такое странное сочетание. Ясно — прочел на вывеске. «А что такое «Борговля тутылками»? — спросил я себя. И сам себе уверенно ответил: «Не знаю. Вернись и выясни, если хочешь».