Джером Биксби - Врата времени

— Неужели? — Вэннинг выудил из бумажника несколько кредиток. — Куда положить?

— Засунь в «Монстра». Это мой банк... Благодарю.

— Не за что. Послушай, ты не объяснишь еще раз этот фокус с сахаром, а? Ведь не только сила тяжести действует на кусок, когда он проскальзывает в пробирку. Не вода ли впитывается в сахар?..

— В этом ты прав. Осмос... Нет, я не прав. Осмос имеет что-то общее с яйцеклетками. Или это овуляция? Проводимость, конвекция, абсорбция! Если бы я изучал физику, я подобрал бы правильные слова. Господи, до чего я туп! Я возьму себе в супруги виноградную лозу, — немузыкально взвыл Гэллоуэй и присосался к сифону.

— Абсорбция, — наморщил лоб Вэннинг. — Только не сахар, пропитавшийся водой... сами условия, существующие внутри ящика... при которых пропитался твой верстак...

— Как губка или промокашка, — донеслось с кушетки.

— Верстак?

— Я, — отрезал Гэллоуэй и погрузился в блаженное молчание, прерываемое лишь бульканьем поглощаемого алкоголя. Вэннинг вздохнул и повернулся к шкафчику. Он закрыл дверцу, старательно запер ее и со вздохом взгромоздил покупку на плечо.

— Уходишь? Спокойной ночи...

— Спокойной ночи.

— Счастливо оставаться! — ответствовал Гэллоуэй и окончательно погрузился в бездны сонной меланхолии.

Вэннинг еще раз вздохнул и вывалился в ночную прохладу. На небе сверкали звезды, тускнеющие на востоке, там, где над Нижним Манхэттеном занималось утро. Сияющие белые небоскребы высились подобно зубчатым башням. На самом верху одна из реклам кричала о достоинствах вампулина: «Это вселит в вас бодрость!»

Машина Вэннинга стояла у обочины. Он затолкал шкафчик в багажник и кратчайшей дорогой по Гудзон Флоутэвей рванул к нижнему городу. Ему вспомнился знаменитый сюжет из По...

Пропавшее письмо, которое было спрятано не будучи спрятанным, — многократно сложенное и переадресованное, оно изменилось до неузнаваемости. Святой Хаттан! Что за сейф получился бы из этого ящика! Ни один вор не сможет взломать его по той простой причине, что сейф не будет заперт. Ни одному вору не придет в голову туда лезть. Вэннинг может наполнить ящик кредитками, и они мгновенно станут неузнаваемыми. Идеальный тайник!

Но как же, черт побери, он действует?

Расспрашивать Гэллоуэя было бесполезно — тот творил по наитию. Примула у реки была для него просто примула, а не Primula vulgaris. Он ни черта не смыслил в силлогизмах. Он делал выводы без всяких предпосылок.

Вэннинг размышлял. Два предмета не могут занимать одно и то же пространство одновременно. Следовательно, в ящике была особая разновидность пространства...

С окончательным выводом юрист не торопился. Он перебрал десятки объяснений. Каждое из них могло быть правильным.

Автомобиль мягко подрулил к небоскребу, где его контора занимала один из этажей. Стараясь не особенно привлекать к себе внимание, он перенес ящик в грузовой лифт, хотел оставить его в своем кабинете, но раздумал — там было бы слишком заметно. Вэннинг поставил шкафчик в одной из кладовых, задвинув его ящиками с картотекой, и лишь тогда перевел дух — служащим до тайника не добраться.

Он сделал шаг назад и призадумался. Возможно...

Мягко зазвонил звонок. Вэннинг услышал его не сразу. Очнувшись, он поспешил в кабинет и прикосновением к клавише включил видеофон. Перед ним на вспыхнувшем экране возникла бородатая физиономия адвоката Хаттона.

— Привет, — кисло сказал Вэннинг.

Хаттон кивнул:

— Пытался застать тебя дома. Потом решил позвонить в контору...

— Что это тебе приспичило? Процесс завтра, и для дискуссий вроде бы поздновато.

— «Дьюган и сыновья» хотели, чтобы я поговорил с тобой. Мне это казалось лишним, но...

— Короче.

Брови Хаттона дрогнули:

— Я предъявляю иск. Против Маккилсона полно улик.

— Ну, это с твоей точки зрения. Казнокрадство доказать трудно.

— Особенно когда ты добился судебного запрета на использование скопа.

— Естественно, — заявил Вэннинг. — Но ведь и ты не говоришь всей правды насчет моего клиента.

— Это создаст у присяжных незаслуженно хорошее отношение к нему.

— А у меня основания чисто медицинские. Скоп опасен для здоровья Маккилсона. Могу предъявить заключение врачей.

— «Опасен» — это ты прав! — Голос Хаттона зазвучал тверже. — Твой клиент растратил облигации, и я могу это доказать!

— Целых двадцать пять тысяч кредитов, не так ли? Большая потеря для «Дьюгана и сыновей». А что бы ты сказал насчет такого сугубо теоретического варианта? Положим, двадцать тысяч найдутся...

— Это твой личный канал? — перебил Хаттон. — Не прослушивается?

— Само собой! У меня защита.

— Ну и отлично. Тогда я могу сообщить тебе, что ты вшивый стряпчий по грязным делишкам.

— Фу-у!..

— Фокус весьма стар. И изрядно трачен молью. Маккилсон увел у Дьюганов пять кусков облигациями, чтобы перевести их в наличные. Ревизоры начинают проверку, Маккилсон мчится к тебе, и ты советуешь ему хапнуть еще двадцать тысяч. Потом даешь понять Дьюганам, что эта двадцатка к ним вернется, если те не станут вчинять иск. А затем делишь с Маккилсоном пять тысяч, что не так уж и мало.

— И в мыслях не держу ничего подобного.

— Где уж там. Только фокус-то не прошел, и мои клиенты не собираются церемониться с вами. Они подают в суд.

— Ты позвонил мне исключительно для того, чтобы об этом сообщить?

— Не только. Надо бы утрясти один юридический вопрос. Ты не возражаешь, чтобы присяжные прошли проверку на скопе?

— О’кей, — не стал спорить Вэннинг. Плевать ему было на присяжных. Он собирался сыграть на юридических тонкостях этого дела. С проверенными на скопе куда как меньше хлопот и можно обойтись без многодневных дискуссий и изматывающих отводов присяжных.

— Ладно, — проворчал Хаттон. — Рискуешь остаться без штанов.

Вэннинг отпарировал мягкой непристойностью и прервал связь. Предстоящий процесс вышиб у него из головы мысли о четырехмерном шкафчике, и он поспешил из офиса. Позже...

Позже времени будет предостаточно, и он исследует все возможности идеального тайника. Сейчас ему не хотелось засорять мозги всякой чепухой. Он вернулся домой, велел подать себе виски с содовой и завалился спать.

А на следующий день Вэннинг выиграл процесс. Это была тонкая игра на тонких юридических деталях и малоизвестных прецедентах. Он строил защиту на том, что облигации не обращались в наличность. Запутанные экономические схемы сработали на Вэннинга. Обмен даже пяти тысяч кредитов был бы неминуемо замечен, но этого-то как раз и не произошло. Эксперты Вэннинга вникали в каждую мелочь.

Для доказательства вины надо было любым путем показать, что облигации были в обороте и учтены последней ревизией 20 декабря. Прецедентом явилось дело «Донован против Джонса».