Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия [СИ]

— А ты без немца никак не мог обойтись?

— Нет, Петрович. Анестетики — не моя стезя. Анестезиолога папаня из меня делать не собирался. Да и нельзя же сразу хвататься за все…

— Угу. А про то, что без новокаина пациентов перед каждым уколом антибиотика к койке привязывать придется и деревяшку меж челюстей пихать, наш доктор Пилюлькин и не подумал.

— Василий, хватит издеваться. Вот тебе, персонально, обещаю — при случае точно только с одним физраствором пенициллинчику засажу…

— А на подвал?

— Начинается… Петрович, я в непонятках. А может, дядя Фрид, таки, был прав? В отношении условных рефлексов профессионального потрошителя? Лучше подумай, как я заманался с этими стерилизаторами, лопающимися стекляшками шприцов и тупыми иглами. Это вам не лазерный контроль и алмазная заточка.

— Так. Хватит мне этой дурацкой пикировки и медико-процедурных подробностей. Если Шустова хотите — так и скажите. А ты, Вадик, рассказывай, давай, как вы беднягу Вильгельма чуть не уморили.

— Петрович, вот Святой истинный крест, пациент во всем виноват сам. И еще его разлюбезный лейб-медик герр Лейтхольд. Знал ведь, что у Вильгельма с ухом проблема застарелая, и даже не пискнул, когда его подопечный выперся в Кронштадте на мостик «Брауншвейга» в парадной треуголке. А потом еще скакал там без головного убора вовсе. Добавил он и по дороге, возки-то им подали открытые. В итоге, Экселенца продуло капитально. На приеме и торжественном ужине все было нормально еще, кукситься он начал на следующий день к обеду, после парада Гвардии на Сенатской.

А вечером, во время «Лебединого озера» в Мариинке, торжественно предворенного «Песнью немцев» и «Вещим Олегом», кайзеру поплохело окончательно. Но, скажу я вам, — мужик. Дотерпел до конца. Итог же всех его геройств — рецидив хронического отита с сильнейшими головными болями и температурой около 39-и градусов.

Бедолага слег. Вокруг — суета, метания. Со слов немцев я понял — проблемка недели на две минимум. С хандрой, паникой и ночными страхами, до кучи. Картина Репина «Не ждали», короче. Но у меня и в мыслях не было его нашими антибиотиками пользовать. Тут, Василий Александрович, ты прав совершенно. Я же не конченый авантюрист по жизни, понимаю, — пока они «сырые». Когда речь шла о раневых гнойных инфекциях с перспективой гангрены у наших офицеров и адмиралов, там просто деваться было некуда. Или рискуем, или точно — бабушка с косой…

— Авантюрист ты по жизни, Вадюша, не конченый, а законченный, — юморнул с изяществом гиппопотама Балк, — Мало того, что дерзнул под пеньюар к сестренке царя залезть, так еще и передо мной хвост поднимаешь. Но уж, коли, не твоя идея была в отношении кайзера, ладно, прощаю. В смысле — поверю тебе. Но, проверю.

— А смысл мне врать? Я едва на ногах устоял, когда Николай, вернувшись из покоев Вильгельма, так спокойно, с милой задумчивой улыбкой, осведомился: «А сколько уколов антибиотика необходимо, чтобы кайзера поставить на ноги как можно скорее?»

Мужики, я честно бился как лев. И про риск осложнений, и даже про вероятность летального исхода ему говорил. Как об стенку горох! «Это наше общее решение. Кайзер ждет. Приступайте немедленно». Что тут оставалось делать?

Короче, нормальная у него задница. Холеная и жирненькая. Как с пациентом с ним — никаких проблем. Через два дня Их прусское величество уже уверенно шло на поправку. А тем временем Петр Аркадьевич с Баллином, их чиновниками и прочим буржуинством заседали, ездили всей толпой по заводам, собраниям и прочим бизнес-тусовкам.

И вся эта вкусность просквозила мимо вашего покорного слуги, поскольку объект приложения моих усилий, возлежал на перинах с подушками, нежась под пуховым одеялом, и донимал меня разговорами обо всем на свете, но больше всего — о флотских делах. А в особенности, о торпедных катерах и моторах. Так что, наш августейший союзничек далеко не так прост, и откуда ветерком потянуло, смекнул.

О чем он меня еще расспрашивал, — отдельно, в письменном виде, памятку составлю. Пока в разных записках все, нужно в порядок привести. Думаю, для общего дела это будет не бесполезно. Эх, видели бы вы эту хитрую, усатую физиономию в ночном чепце с завязочками под подбородком. Волк из мультика про Красную шапочку в роли бабушки!

Но уже на шестые сутки, несмотря на мои протесты и угрозы возможным рецидивом и осложнениями, они с Николаем рванули по заводам и верфям. Я там присутствовал исключительно в качестве массовки. Вот вам статья из «Нивы», почитайте…

«На стапеле Общества «Путилов-Крупп» (директор-распорядитель И.С. Каннегисер) 14-го марта с.г. в Высочайшем присутствии Императоров Российского и Германского со свитами, заложен крейсер-яхта 2-го ранга «Штандарт» в 6000 тонн, (проект инженера А.И. Гаврилова). Корабль должен заменить его геройски погибшего в бою у мыса Шантунг предшественника. Турбинные двигатели для нового крейсера, конструкции американца Кертиса, будут поставлены из САСШ по контракту с фирмой «Дженерал Электрик».

В тот же день на верфи были заложены и два минных крейсера типа «Доброволец». Поскольку германский Император еще не вполне здоров, на стапелях возвели огромные шатровые палатки, в которых прошла церемония закладок. Кайзер произнес одну из своих замечательных речей, осветив перспективы сотрудничества капитала Германии и России, в частности, в деле обеспечения нашего флота судами лучших мировых типов. Он отметил, что наше Морское министерство желает заказывать корабли и в Германии.

Это было подтверждено Императором Николаем II в ответном выступлении перед кайзером, кораблестроителями и гостями, но при этом Государь указал, что такие заказы не будут идти в ущерб загрузке отечественных верфей. После чего он отклонился в сферу внутренних дел России, призвав граждан к спокойствию и недопущению самосудов над лицами, замешенными в террористической и революционной деятельности, напомнив о том, что виновность кого-либо определяет только суд. Со своей стороны, идя навстречу народным чаяниям о спокойной и мирной жизни, Государь и новое Правительство предпримут все меры по повышению качества работы аппаратов министерства юстиции, МВД и судопроизводства, а возможно, и к их серьезному реформированию».

— Всеволод Федорович, примите уверения в моем глубочайшем к Вам почтении. Сердечно благодарю, что приняли это внезапное приглашение, несмотря на столь поздний и неурочный час. Прошу Вас…

Негромкий голос обитателя роскошного купе-апартаментов резко контрастировал с внешним обликом своего хозяина, поскольку не мог похвастать ни эмоциональностью, ни изысканностью тембра. Из-за чего объективно и входил в диссонанс как с его гвардейским ростом и горделивой осанистостью фигуры, так и с могучей энергетикой цепкого взгляда светлых, серо-стальных глаз, внимательно изучавших гостя из-под сократовского лба мыслителя. Чувственно, но излишне резко очерченные губы, выдавали в стоящем перед Петровичем человеке натуру увлекающуюся, страстную, но способную сдерживать свои порывы до поры до времени в узде холодного разума. Прихваченная благородной сединой окладистая борода в стиле «а-ля амираль Макарофф», завершала портрет.