Сергей Зеленин - Реинкарнация

Детишки в задних рядах после этих слов расчирикались, пришлось на них слегка гаркнуть:

— А кто будет плохо учиться — тех будем пороть! — мужики в первом ряду одобрительно загудели, — скоро приедет мой конюх, так вам лучше с ним дело не иметь!

— Обращаться ко мне, не «барин», — я опять напустил на себя свирепый вид, а то, что-то расслабились, — а, «господин Стерлихов»… Понял, Лысый? Что ты бородой, как козёл трясёшь?! Я вам не барин! Барин с вас кровя пьёт ради своей выгоды, а я — для того, чтобы из такого …овна — как вы, людей сделать. Всем понятно?

— Председателю и бригадирам… А, также особо отличившимся работникам разрешается обращаться ко мне по имени-отчеству: «Дмитрий Павлович». Надеюсь, всем ясно?

Кнут и пряник — они, ещё никого на этой планете ни разу не подводили!

— Насчёт проживания… Чтоб не было скандалов и драк, занимайте те дома, где ваши отцы при Генерале жили, и только если этот дом сильно порушен — оставшиеся свободные… Домов должно хватить. Если по этому поводу или другим возникнут какие-либо разногласия, обращайтесь к председателю, он рассудит… Рассудишь, Степан Поликарпович?

— А, то!

— Ну, на сегодня довольно. Расходитесь по домам и хорошенько подумайте. Завтра, с утра с теми — кто за ночь не сбежит, ещё побеседуем.

Народ, как у Пушкина, безмолвствовал. Угрюмое такое, безысходное молчание…

— Понятно? Кто согласен на мои условия — завтра к семи утра построиться здесь же, на площади со всем своим имуществом, ничего не утаивая! Кто не согласен — до утра должен свалить на все четыре стороны!

Такая же фигня… Парализовало их всех, что ли?

— Если вопросов больше нет то, как я уже сказал — завтра в семь утра на этом же месте…

Из задних рядов раздалось:

— Ба… Господин Стерлихов, покушать бы нам… Третий день без росинки маковой…

С десяток голосов поддержало, превращаясь в нарастающий гул. Я снова прикрикнул:

— Ничего, одну ночь потерпите. На голодный желудок умные мысли в голову приходят…

— Да, сколько уже этих «голодных ночей», уже было, то! — заныл кто-то из самых голодных.

— Пусть те, кто решил у меня остаться и у кого есть продовольствие, поделятся с теми, у кого его нет… Завтра все равно всё у всех заберу — ведь, ясным языком же сказал! Степан Поликарпович, проследи. Кто не поделится — тот пусть сразу проваливает! Мне жлобы не нужны!

Ещё часа два беседовал с Лузером у него дома, делая ему внушение:

— Тебя, Степан, я председателем назначил. Это — что-то, вроде управляющего или старосты. Оправдаешь?

— Что?

— Оправдаешь моё доверие или с города кого привезти?

— Да, я…

— Ничего! Дед твой справлялся и ты справишься, а я если что помогу. Самое главное, Степан, смотри не стань таким, как Ферапонт. Вот этого я тебе точно никогда не прощу!

— Да никогда в жизни, Христом Богом клянусь!

— Никогда не говори «никогда» и, не поминай имя Господа нашего всуе… Ладно, расслабься, я тебе верю! Ты из этих людей, наверное, большинство знаешь?

— Да, наших из Младших Починков всех знаю и из Старших, почти всех.

— У тебя ни на кого из них «зуба» случайно, не имеется?

— Что? Ааа… Да, нет! На этих не имеется.

— Если имеется, то забудь! Начинаем с чистого листа… Как тебе контингент? Ну, что за люди? Толк с них будет, как ты считаешь?

— Да какой там, с них толк? Лентяи да бездельники… Пьяницы ещё.

— Нельзя так о людях говорить! Как ты думаешь, много останется?

— Да почитай всё…, — «обнадёжил» Степан, — а, куды им деваться?

— И, что? Даже имущество отдадут?

— Отдадут… Куды, они денутся?!

— Кстати, тебя тоже касается. Придётся и тебе отдать трофейную лошадь с телегой и Красаву на общак, в смысле — в артель… Времена нас ждут трудные, выживем не выживем — не знаю. Сам пойми: не по-божески, когда у одного много, а у других вообще ничего. Каждому ребёнку, хоть по стакану молока в день, но надо… Но, это первое время так. Как лихие года переживём — хоть десять коров себе заводи, если желание есть… Если это не повредит делу, разумеется. Хотя, сам подумай — ты мужик умный, Степан! Ты теперь председатель! Какие, на хрен, коровы?!?!

— Да, ну их… Коров, — с готовностью согласился Степан Лузер, искоса поглядывая на суетившуюся у чуда-печи Дусю, — а Аренда? Аренду тоже придётся отдать?

— Она пока жеребёнок, в общаке ей делать нечего. Так, что пусть у тебя остаётся. Если всё будет нормально, будет председательскую коляску возить — когда подрастёт и, тебя на ней… Может, зря Ферапонту его бричку отдали, а? — и, мы оба засмеялись, вспомнив то дело, — ну, ничё. Мы тебе новую купим! Ещё лучше — на резиновом ходу, как у моей машины.

Встряла его Дуня. Сначала она надула губки, когда узнала, что её Красаву собираются забрать в какой-то «общак», потом, прислушавшись к разговору, поняла в чём дело и, высказала дельную мысль:

— А, зачем Красаву забирать? И, куда? У нас самый большой и целый сарай в селе… Лучше уж остальных коров к нам. А молоко… Ну, пусть на ваш «общак»… Не жалко, раз надо.

Подумав, я с Дуней согласился:

— Дело говоришь, Евдокия Фроловна! Пусть будет так. Назначаешься старшей над коровником — сама напросилась… Да и, не только над коровником. Бери под себя всю живность — кроме тягловых животных, конечно. То другая песня… Подбери себе из женщин столько помощниц, сколько надо… Хотя нет! Я сам тебе подберу утром.

Наберёт ещё, чего доброго к себе своих бывших подруг или родственниц…

— Кроликов тоже заберёшь, Дмитрий Павлович? — спросила старшая дочь Лузера — Маша, из крольчатника буквально не вылазившая, — там же маленькие…

— Окролились, всё же крольчихи? — обрадовался я.

Хозяйство, помаленьку, потихоньку, но прибывает!

— Зачем забирать? У вас хороший крольчатник. Вот и, образуем на его месте кролиководческую ферму… Хочешь быть на ней старшей? Будешь, но когда подрастёшь.

Не забыть бы какую-нибудь книжку по кролиководству девчонке подарить, раз у ней такая любовь к кроликам. Дети у Лузеров все умеют читать…

Только от Лузеров вышел, провожаемый Степаном — на площадь перед храмом въехал фургон, под управлением Му-му. Он остановился, увидев меня, и из фургона повылазили… А, ЧЁ ТАК МНОГО НАРОДУ, ТО?! Сам Му-му, его жена, три его дочки, Дама и… Тихоновна с восемью «скелетиками» из трущоб!

— Да, вы что? Мать вашу! Решили меня в гроб живьём загнать?!

Минут пять, чего со мной в жизни ещё не бывало — я истерил: орал, брызгал на всех слюной и топал ногами… Разве, что по полу не катался и ковры не грыз, как Гитлер. «Скелетики» слиняли за фургон, Му-му мял в руках картуз и смотрел в землю… Потом, вроде, успокоился:

— Ну, рассказывайте кто, как дело было.

Начал было рассказывать Му-му, волнуясь и отчаянно махая руками: