Райан Гродин - Волк за волка [litres]

Было еще слишком рано для школьников, и набережная реки странно пустовала. Не было толпы, в которой можно было раствориться.

Она должна была позволить ему пройти.

Но это был один из тех редких дней, когда Яэль была голодна (толпы были скудными всю неделю, и она потратила свои последние рейхсмарки на новый свитер с достаточно длинными для ее растущих рук рукавами). Голод еще не был отчаянным или грызущим кости, но он был, собирающий глухие боли в желудке. Пустынные места, недостающие кусочки.

Яэль ненавидела ощущение пустоты.

Поэтому, как только молодой человек прошел мимо, она шагнула в него.

Столкновение было мощнее, чем она ожидала. Посылки молодого человека упали; его конверты закружились. Он упал на колени и начал собирать их, прежде чем Яэль смогла пробормотать извинения и проскользить пальцами в его карман.

Она опустилась на колени рядом с ним. Схватила ближайший конверт правой рукой и залезла в карман другой. Яэль почти закончила, когда заметила печать на конверте, который держала.

Птица с сломанным крестом.

Он был одним из них .

«БЕГИ ЖИВИ ИЗМЕНИ ВСЕ УБИРАЙСЯ УБИРАЙСЯ УБИРАЙСЯ НЕ ПОЗВОЛЯЙ ЕМУ УВИДЕТЬ»

Яэль выдернула свою руку (без кошелька) и попыталась убежать. Но национал-социалист наблюдал. Когда ее рука вырвалась, он поймал манжеты ее свитера.

Сначала задрал рукав. Показалась ее кожа. Яэль крутанулась и остановилась, и время замедлилось, заледенело при виде ее чисел. Они светились чернее, чем когда-либо в сумеречный час. Там, там, там, под скорбным голубым небом, чтобы все видели.

Молодой человек схватил ее запястья, читая чернила, темные, как его марка Рейха.

– Я вижу, – медленно сказал он.

«УБИРАЙСЯ УБИРАЙСЯ»

Она пыталась вырваться, но хватка национал-социалиста была слишком сильной.

Молодой человек осмотрел берег реки. Все еще пустой, не считая разбросанных пакетов у его ног. Его пальцы ослабили захват – недостаточно, чтобы Яэль убежала, но достаточно, чтобы его следующие слова приобрели особое значение:

– Я не собираюсь причинять тебе боль.

Это заставило ее взглянуть на него (по-настоящему посмотреть, не только как на цель или врага). В его чертах еще можно было угадать мальчишку: нервное Адамово яблоко, акне, высыпавшее на полных щеках. На первый взгляд его глаза были синими, но не вполне, если действительно присмотреться. В его взгляде была мягкость, которой она не ожидала.

– Я могу помочь тебе. – Молодой человек отпустил руку Яэль. Он начал закатывать свой рукав.

Это был ее шанс сбежать. Вернутся к одиночеству.

Числа снова ее остановили. Но на этот раз они принадлежали не Яэль.

Они принадлежали национал-социалисту.

На левом предплечье – между косами пульсирующих сине-зеленых вен – 115100A… Такие же черные, небрежные и постоянные, как ее собственные.

– Ты позволишь мне помочь тебе? – спросил он.

И она ответила: снова опустилась на колени на землю и начала поднимать конверты с орлами на штампе. Молодой человек, не – национал-социалист, потянул рукав обратно вниз и кивнул на голые руки Яэль.

– Прикройся и следуй за мной, – сказал он.

Так она встретила Аарона-Клауса.

Яэль была поражена, как много молодой человек знал. О себе. О мире.

Его настоящее имя было Аарон Майер. Родился в 1933 году в семье прачки и портного в небольшом баварском городке. Его детство было заполнено желтыми звездами – пришитыми на одежду, вставленными в окно магазина его отца – и битым стеклом. Ему было десять, когда поезда забрали его.

Его ненастоящее имя было Клаус Фруэ. Родился в 1933 году в семье часовщика и домохозяйки в Мюнхене. Его детство было заполнено свастикой – прикрепленной к его петлице, занавесившей окно магазина его отца – и «Кровь и честь!» Ему было десять, когда он вступил в Гитлерюгенд.

Аарон Майер выживал в лагере смерти целый год. Один из офицеров забрал мальчика из рядов, чтобы тот помыл ему дом, выполол сорняки. Жена офицера очень сильно полюбила мальчика. Она спрятала его в пустой грузовик доставки.

Сопротивление нашло его, кормило его, дало ему документы.

Клаус Фруэ начал свое существование.

Аарон-Клаус не мог быть реинтегрирован, как другие дети, на которых наткнулось Сопротивление. Он не встроился обратно в нормальную жизнь военного сироты с идеальными документами, отправленного жить у дальних родственников в Альпах. Его номера – его Аарон Майер-ность – не стирались, поэтому он остался в Сопротивлении.

Его штаб-квартира располагалась в пивной в Германии. (На самом деле под ней, в подвале.) Зал был полон коричневорубашечников и свастики. Цифры вспыхнули у нее под шерстяным рукавом, когда она увидела столы, полные офицеров. Но они, похоже, не замечали ее жара, или молодого человека с охапкой посылок. Они были слишком заняты, смеясь над пенящимися кружками.

Яэль последовала за молодым человеком вниз, в подвал, в сырую темноту, наполненную десятками бочек пива. Аарон-Клаус подошел к третьей с конца бочке во втором ряду и повернул кран как винт, пока деревянная крышка не отошла в сторону. Разлива пива не случилось, только проход, в который Аарон-Клаус вошел, ссутулившись. Он провел Яэль первой, потянул за собой дверь. Это был короткий коридор из кирпича и других вещей, в которых слышались голоса. Яэль услышала два из них: мужчины и женщины.

Женщина: «Сообщение получено из Лондона. Депортации их населения в трудовые лагеря на континенте ухудшились. Они с нетерпением ждут полета новой Валькирии».

Мужчина: «Время неподходящее. Силы распространяются по всему миру… Мы должны укрепить наши контакты».

Женщина: «Какие новости из Америки?»

Мужчина: «То же самое изоляционистское дерьмо, как всегда: «Европейская политика – для Европы». Они думают, что пакты о ненападении и океаны защитят их. Они не хотят участвовать во второй «Валькирии».

Они сидели в похожей на берлогу комнате. Это был пещера из книг и документов с большим, размером с Яэль, радио. Она остановилась в дверях и вгляделась внутрь: запах кожаных переплетов и чернил для пишущей машинки.

Мужчина и женщина тоже замерли. Они смотрели на нее с открытым ртом. Мужчина носил крест на груди. Черный. Железный. Ширококрылый орел парил над правой стороной его груди, радужный хаос булавок – над другой.

Настоящий национал-социалист.

Борьба или снова бегство. Жар пульсировал между пальцами ног Яэль. Зуд по всей коже. Но бежать было некуда, а воевать – не с кем.

«ТОГДА ПРЯЧЬСЯ»

Что-то другое – монстр – скребся внутри ее, прося выпустить пластичность кожи.

Яэль сжала зубы и старалась не думать о лицах. Она будет следовать инструкциям Мириам, несмотря ни на что. Она не могла, не позволит им увидеть.