Владислав Савин - Рубежи свободы [litres]

– Ой! – Мария вздрогнула и ко мне прижалась.

На аллее нам четверо навстречу, самого хулиганистого вида. Девушке страшно, а мне весело – разомнусь сейчас! На тренировке я и с четверкой работал – а эти явно не срочники из спецуры. И с необходимой обороной здесь полный порядок, особенно с учетом личностей сторон – теоретически, если на темной улице мне попадется какой-нибудь рецидивист Степка Гугнявый и я его как собаку пристрелю, даже без агрессии с его стороны, а после скажу, что он на меня напал, то с высочайшей вероятностью мне поверят на слово и разбираться не будут. Хотя если в вышеописанную ситуацию подставить простого советского гражданина (вместо любой из сторон), то тут возможны варианты. Этих я валить насмерть не буду, не пиндосы все ж – лишь морды набью и по печенкам настучу, чтоб культурно отдыхать не мешали!

Нет, не решились. Даже дорогу уступили. Вблизи на бандюганов не похожи, обычная рабочая молодежь, или даже студенты. Однако будь Маша одна, вполне могли бы к ней пристать!

– Я хулиганов боюсь, – сказала Мария, – за квартал увижу, и бегу. И в общаге у нас есть такой, Сашка Янов, нам прохода не дает. Как навстречу попадется, так будто нечаянно щупает нас за… разные места. И ржет.

– Так за чем дело стало? Хочешь, сегодня же вечером, когда я тебя провожу, ты мне этого хмыря покажешь, и я ему обе руки сломаю? Чтоб он никогда и никого больше не смел трогать.

– Валя, не надо! Он же только трогает, а не… Даже жалко его – убогий, малохольный! У него отец от водки умер, а всем врет, что на войне погиб героем. А он в Москву из деревни приехал, чтоб в техникум поступить, но не прошел и устроился санитаром. Может, еще поступит в следующем году, в люди выйдет.

Ну, как знаешь. Хотя я вот так жалеть – не умею. Ну а ты, неужели осталась домашней девочкой – в войну, родителей потеряв, живя у тетки в уральской провинции, да и общага, где ты сейчас, в одной комнате на четыре койки, это не отель «Хилтон». Или просто тебе приятно, рядом со мной слабой быть?

– Валя, а ты и правда готов был этих убить? Знаю, что ты на войне… Но там были враги, фашисты, нелюди! А это ведь – свои.

– Так я ж не зверь. Вот если бы кто-то оружие достал, хоть нож – тут бы пришлось насмерть. Кроме штатного, в кобуре, еще и браунинг в рукаве, выхватить в полсекунды. И тут уже – или «сдайся враг, замри и ляг», или кто продолжает, я не виноватый. Тут уже шутки в сторону – или я и ты на кладбище, или они.

– Валечка! – Маша взглянула мне в глаза. – Ты такой… Мне с тобой очень хорошо. Но иногда – страшно. Будто не ты со мной, а… Как в сказках про оборотней – зверь внутри человека.

А этого тебе не понять. Не была ты на войне – иначе знала бы, что в человеке, любом, изначально сидит запрет на убийство себе подобных. И преодолевать его тяжело – сам видел, как по первости здоровых мужиков ломало, как после наркоты, от первой рукопашной. Ну а те, кто прошел – воспринимаются еще не прошедшими именно так, как иные. Если я, на тех четверых в аллее глядя, лишь умом прикидывал, надо – не надо, а никакой внутренней блокировки во мне не стояло. Ладно, что о том.

– Хочешь на природу полюбоваться? Тут место есть, очень красивое, и вид с него. Пойдем, взглянем? То самое место, где мы на Москву смотрели тогда. И где нас гроза застала, от которой бежали к автобусу.

Вид и впрямь захватывающий – не обрыв, но берег высокий, Москва под нами, даже Кремль вдали можно различить. На том берегу стадион «Лужники» не построен еще. День ясный, ветер облака разогнал, снизу от реки дует, хоть на дельтаплане летай. К Марии пристает невидимым хулиганом, от которого девушке не отбиться и не убежать, лапает ее целой сотней невидимых рук по всем местам, полы плаща вздувает над головой, платье облепляет, треплет и рвет, будто желает Машеньку раздеть. Ей это явно не нравится, она даже мой локоть отпустила, пытаясь подол у ног удержать. Шляпу с головы сама сдернула, пока не сорвало, волосы на ветру взлетели волной.

– Надень лучше, – говорю я, – тебе очень идет.

Не скажу я девушке (зачем огорчать), что выбрал я ее из многих знакомых (мы, герои войны, молодые еще, тут у женщин бешеной популярностью пользуемся) потому, что очень на ту, другую, похожа: рост, фигура, даже лицо немного, а если в профиль и под этой шляпкой с широкими полями, вас можно даже перепутать на первый беглый взгляд. И в «Итальянской моде» я тебе все покупал – платьев с полдюжины, этот «летящий» плащ (покроя «бэтвумен», как я называю), легкое пальто-накидку такого же фасона, шубку, обувь на все сезоны, шляпок несколько, еще кучу всего в довесок – не только ради доброго дела, но и чисто эгоистически, чтобы и одета ты была как та, другая, в ее стиле, чтобы мне казалось, на тебя глядя, что не ты, а она сейчас рядом со мной. Ну, а если эту шляпку ветром унесет, новую купим, хоть сегодня же. Расходов у меня немного совсем, в отличие от любого преуспевающего манагера в году 2012-м, у которого апартаменты с ипотекой и крутой джип с автокредитом, но попробуй не уплати, сразу банк все заберет. И копить незачем – не вернусь завтра из очередной миссии, и все.

Послушалась, шляпу надела, за поля держит двумя руками. И стала в порыв как Мерилин – хотя нет здесь еще того кино, зато не в Голливуде, а на Мосфильме случай был с двумя известными особами, причем и я некоторое отношение имел – но о том история отдельная. Вид стройных ножек в нейлоновых чулках – зрелище глазу приятное, но циник я, а не романтик, а потому в данный момент меня больше интересует, не обнаружится ли там кобура, как обычно «лючии» носят, вот почти уверен, что девочка наш кадр, но хочу знать точно. Спросите – чтобы увидеть, что у барышни под платьем, пригласи ее в «номера», или к себе домой, тем более что она сама, наверное, будет не против? А вы поверите, что третий год встречаемся, но пока не было у нас с Машей ничего, кроме таких вот прогулок, театров и ресторанов? И я бы не поверил, услышав – однако же правда, вот так пока и ходим, как пионер с пионеркой! Сначала я мечтал с ней по-злому и грубо, как с какой-нибудь американкой на развалинах горящего Нью-Йорка. И не мог – потому что как до чего-то вроде поцелуев доходит, я вместо Марии ту, другую вижу, наваждение, или у меня уже крыша едет на этой почве (и не к психиатру же идти – а психотерапевтов пока еще нет тут как класса) – а с ней никак нельзя по-грубому, я любого в клочья порву, кто посмел бы! Да и Маша, даже если и не любит, а играет, желая, чтоб были муж, дети и дом, а не комната в общаге – это еще не причина, чтоб с ней как с врагом. Вот была бы ты американкой и в чужом городе, после нашего штурма. Взгляд мой перехватила, ойкнула, платье поспешила одернуть.

– Валечка, не надо, не смотри! Ты ведь не такой, как Сашка Янов?