Владислав Савин - Рубежи свободы [litres]

Играет, или в самом деле такая недотрога? До секс-революции больше десяти лет (и то, если она в этой истории будет, и не только на Западе). А тут – когда фрицы наших девушек, угнанных в Германию, обследовали, то поразились, что из них девяносто процентов девственницы, это для немок со всеми их «тремя К» тогда уже было чересчур! В войну было проще: «завтра убьют, чего беречься», – ну а после Победы даже те, кто были ппж, стали вдруг как героиня какого-то английского романа: из дам полусвета – ярой поборницей викторианской морали. Сейчас же в СССР «аморалка» не приветствуется – в деревне, где мужиков выбило, проще, ну а в Москве, если девушка подаст куда надо заявление, что «поматросил и бросил», куча неприятностей тебе гарантирована при любой должности и заслугах. Ну, а я – неужели старею, или просто устал? Взгляну на того же Юрку со своей итальяночкой – и белая зависть берет. За тридцатник мне – и что, вернее, кто после меня останется? И хочется все-таки, если снова «выездным» стану, чтобы дома тебя кто-то ждал. Еще хочется, как я слышал, и Адмиралу нашему, чтоб на белом пароходе, и море кругом, отдых, и никаких забот. Ну а чего хочется прямо сейчас?

– Маша, а давай сегодня ко мне заедем? Оценишь мою холостяцкую квартиру. А то все за ручку гуляем, как школьники.

А она на меня смотрит и отвечает, так серьезно:

– Валечка, я тебя очень люблю – но я не такая. Вот когда заявление подадим… А так, ты прости. Не хочу быть ппж!

Может, и впрямь жениться мне – где я еще другую такую найду?

А на столбе репродуктор орет – что-то про героическую борьбу уже вьетнамского народа.

Китайцы входили в город, как саранча – не армией, а толпой оборванцев жуткого вида. Голодные, обмотанные в грязное тряпье, часто босые, больные цингой, вооруженные кто чем, иногда даже бамбуковыми копьями, или просто палками, некоторые тянули за собой жен и детей, столь же оборванных и голодных. Куда делась американская помощь – винтовки, мундиры, каски, сапоги? Спросите о том генерала Ла Хуна – который был убежден, что столь ценные вещи гораздо значимее для него на складах интендантства как товар, ну а быдло, кому все равно завтра сдохнуть, как-нибудь обойдется и так! И если ближе к северу (и линии фронта) был хоть какой-то порядок (трудно с палками и голодным останавливать коммунистические орды, да и американцы там следили за снабжением), то в забытых богом тыловых провинциях творилось нечто невообразимое. Конечно, личная «гвардия» генерала была должным образом вооружена и снабжена всем необходимым – Ла Хун не был дураком, да и американцев в его ставку могло каким-то ветром занести, и желательно было показать им образцовые полки китайской армии. Но для вьетнамской экспедиции годились и последние оборванцы. Которых не надо было в этом походе кормить – будут сыты трофеями! Как сей достойный генерал думал окупить этот набег лично для себя – все просто, каждый из командиров полков знал, что по возвращении он обязан внести ценностей на объявленную генералом сумму, «а что сверх того, то ваше».

А потому эта орда, несмотря на свой жалкий вид, была воистину страшной. Они сметали и пожирали все на своем пути – даже голубей и воробьев, что говорить о курицах и коровах! И город, где до недавнего времени под рукой французов, а затем Вьетконга сохранялся порядок, казался кладезем изобилия для вечно голодной китайской солдатни. Они грабили все подчистую, снимали в домах даже лампочки, провода, а также стекла и рамы. Принимали куски мыла за пищевой концентрат и пытались есть. И убивали всех, кто пытался помешать – включая своих же товарищей из соседних подразделений. Так как китайские полковники тоже не были дураками и спустили аналогичный приказ командирам батальонов, и так до самого низа. И начиналась смертельная драка между китайскими солдатами из-за любой находки, имеющей хоть какую-то цену.

Женщин, кто не успели убежать, насиловали толпой, нередко также вступая в драку с солдатами соседней роты. Поджигали дома, часто даже не по умыслу, а разводя костер на полу, чтобы сварить пищу – и чего жалеть, не свое! Пойманных жителей мобилизовывали в кули, чтобы не самим тащить награбленное. Француза-учителя, которого не тронули коммунисты, забили палками на крыльце школы, куда этот глупец пытался не пустить доблестных китайских воинов. Такой была война в Китае и сто, и двести, и тысячу лет назад. «Выдумывается поход на того, кто кажется слабым, погибают несколько тысяч или десятков тысяч мерзавцев, о которых никто не сожалеет, делится награбленное».

А после подошла Вьетнамская народная армия. Выжившие из воинства генерала Хуна утверждали – не меньше десяти тысяч дьяволов, с русским оружием и русскими офицерами во главе. На самом деле в роте территориальной обороны было всего девяносто шесть человек, и командовал ими не советский капитан, а немец, бывший дезертир из французского Легиона – но на девятом году войны, все бойцы были вооружены автоматами ППС и мосинскими карабинами, имелось также три ручных пулемета и даже один миномет, а главное, это было воинское подразделение, обученное правильной тактике и дисциплине. И этого было достаточно, чтобы как метлой вымести из Лангшона китайскую орду – тем более что китайские офицеры даже не пытались руководить боем, а больше были озабочены, как убежать с награбленным. Ну, а паника очень заразная и быстро распространяющаяся вещь!

Хуже всего пришлось тем, кого взяли в плен. Так как вьетнамцы по части пыток и казней очень многое позаимствовали от китайцев. А учитывая свежесть преступлений тех, на милосердие жителей Лангшона китайские горе-вояки надеяться никак не могли. Впрочем, не легче было и иным из беглецов – с первого из своих «полковников», пришедшего с докладом, обозленный генерал Хун приказал заживо содрать кожу, в назидание другим. Характерно, что среди командного состава потери были в процентном отношении намного ниже, чем среди рядовых – поскольку офицеры первыми пускались в бегство. В итоге поход себя совершенно не окупил – какую бы низкую ценность ни представляли голодранцы, все равно теперь надо было по деревням новых наловить на замену!

В докладе в штаб самому генералиссимусу Чан Кайши (хотя слухи ходят, что сам он сильно болеет, с тех пор как в Шанхае под русскую Бомбу попал) генерал написал, что вверенные ему войска вели тяжелый бой с дивизией вьетнамцев с артиллерией, усиленной русским танковым полком – и отступили с потерями, но в полном боевом порядке. Однако для восстановления боеспособности и предотвращения коммунистического контрнаступления необходима срочная поставка – дальше следовал длинный список всяких полезных вещей.