Владислав Савин - Рубежи свободы [litres]

– А вам известно, товарищ Лазарев, что в Турции сейчас активно действуют «серые волки»? И что представители этого якобы тайного общества занимают многие ключевые посты в турецкой армии и на флоте, имея самую тесную дружбу с ЦРУ США? И что в Аджарии, это где Батуми находится, еще наличествует турецкая агентура и даже вооруженные банды. От этих фанатиков, «вернем Проливы и Армению», можно ждать всего – так что и войска Закавказского военного округа будут в состоянии повышенной боеготовности. Поскольку на месте американцев, ради достоверной информации о будущем – это вашего захвата, коль вы не поняли! – я бы и десанта не пожалел, наплевав на любые потери, а тем более на каких-то турок. Может быть, и перестраховка – но береженого бог бережет!

Это столько людей подняли ради меня одного? Ладно, войскам учения положены. Но может, тогда и наших с СФ вызвать, пусть тоже на солнышке отдохнут?

– Конечно, вызовем. Но не всех. На море, как на войне, всякое случается – так что уж простите, на самый последний случай…

Вот так и собрались – наших «воронежцев» с десяток. Только Серега Сирый на Севмаше остался – за лодки достраиваемые у него душа болит, как и за сына Владимира, родившегося десятого марта, «ну куда я Настю с ребенком потащу – а летом тут очень даже неплохо». Я со всей семьей (отдых, всем вместе!). Смоленцевы, тоже полным составом. Валя Кунцевич (на удивление, не один, а с девушкой). И еще два десятка «смолянок» из модного дома Лючии (все проверенные, сознательные, комсомолки, спортсменки и просто красавицы) для разбавки мужской компании. В Одессу приехали 18 июня. «Черное море», одиннадцатиэтажную башню у самого порта, где я останавливался в иной жизни, когда меня в этот город заносила судьба, еще не построили, и всю нашу компанию (в узком смысле, а не все четыреста отпускников) заселили в «Красную», на Пушкинской. Никакие враги-шпионы нас не беспокоили – наш «детский сад» доставлял гораздо больше хлопот. Все же нам удалось погулять по городу и даже посетить Одесский художественный музей. В порту уже стояла «Победа», а рядом с ней громадный пароход «Адмирал Нахимов», тоже трофей, бывший «Берлин» (и старый знакомый – в сорок пятом здесь он штабным кораблем был, когда «двадцать первые» лодки из Германии на Дальний Восток перегоняли, как раз успели на Японскую войну). Двадцать первого июня вечером мы должны были загрузиться на борт, и в полночь отплытие. С заходами в Севастополь, Ялту, Феодосию, Сочи, Новороссийск, Сухуми, и Батуми.

Радиотехник на судне считается уже офицерским составом. При этом ему не влом попутно исполнять обязанности судового киномеханика (так как это оплачивается по отдельной ставке). Но вот черная работа – для нее матросики есть! А потому, кто у нас от вахты свободен, слушать приказ: подготовить фильмы, по списку, к сдаче на культбазу (а попросту перемотать как положено). После съездить туда, сдать, получить новые взамен. Отставить разговорчики – исполнять, время пошло!

Фильмы хранились в кладовой, частью уже упакованные в жестяные коробки, частью (которую и надо было перемотать) прямо на столе, рулонами. Там же были патефонные пластинки, около двух тысяч. В те годы (до середины пятидесятых) пленка делалась из нитроцеллюлозы – прочной, износостойкой, но легковоспламеняющейся и горящей даже без доступа кислорода. Ее полагалось перематывать на ручном станке – но умельцы на «Победе» подсуетились и смастерили устройство с электроприводом. Так что матрос, назначенный для работы, просто включил тумблер, а затем решил музыку поставить, чтоб не было скучно. Пластинки хранились тут же, в шкафу. Утесов – это ладно, слышали уже, а это что такое? Джимми Дуглас, с оркестром Глена Миллера – имена в СССР известные, популярные и разрешенные, однако записи их – большая редкость, на политинформации рассказывали, буржуи за «патент» деньги требуют и немалые, вот жмотье! Однако же киномеханик Георгий Опанасович был коренным одесситом – и у кого-то эту редкую пластинку раздобыл. От него же не убудет, если я послушаю? Пластинка обычного размера, на тридцать три оборота – только кажется, чуть толще и тяжелее обычной? Наверное, импортная – сделана по-особому.

Полилась музыка. И крутилась перематываемая пленка на бобине. Последним штрихом было, что пару уже смотанных катушек матрос положил на стол рядом с проигрывателем – банально потому, что ему было лень вставать с стула, вот доиграет до конца, тогда пластинку переверну, а заодно отнесу эти все в шкаф до кучи.

Он отвернулся и не видел, как под иглой проигрывателя проскочила искра. А затем пластинка вдруг вспыхнула, как зажигательная бомба. Она и была таковой, ее можно было проиграть безопасно пару раз, пока игла не прорезала предохранительный слой. А катушки горючей пленки рядом – ситуацию еще усугубили.

Матрос схватил огнетушитель (висящий, как положено, на стене) и закричал «пожар». Но прежде чем на этот крик подбежали еще двое членов экипажа, оказавшиеся неподалеку, огонь охватил всю аппаратную-кладовую, несколько десятков бобин с фильмами дали эффект как от прямого попадания снаряда «катюши». Двое матросов даже не успели добежать до двери, как из нее наружу вырвался огненный смерч, охватил ковровые дорожки и фанерные переборки кают. Пламя, вытягиваемое по коридору мощной струёй воздуха, дошло до трапа, ведущего в вестибюль вышележащей палубы, и оттуда по двум вертикальным шахтам лестницы достигло верхнего мостика. В считанные минуты огонь охватил центральную часть судна, в том числе штурманскую, рулевую и радиорубку, каюты капитана и штурманов. Если бы это случилось в море, то радист не успел бы передать сигнал SOS, сам едва успев выскочить из рубки через иллюминатор. Общесудовую пожарную тревогу пришлось объявлять судовым колоколом.

Тушением занимались (кроме подъехавших береговых пожарных) несколько случайно образовавшихся групп. Минувшая война сыграла свою роль: к аварийным учениям, в том числе и пожарным, на флоте в то время относились предельно серьезно, подготовка экипажа была высочайшей, а кому-то не так давно приходилось и на практике свои навыки применять. Потому распространение огня в нос и корму удалось остановить, локализовать пожар, а затем окончательно погасить пламя. Полностью выгорела надстройка, где помимо жилых и служебных помещений экипажа были каюты люкс и первого класса – каюты второго и третьего классов, расположенные в корпусе судна, не пострадали. Повезло, что это случилось в порту и еще до посадки пассажиров. Но все равно в экипаже были жертвы – кроме матроса-виновника, не успевшего выскочить из аппаратной, еще восемь человек получили ожоги, трое из них позже умрут.