Владислав Савин - Рубежи свободы [litres]

– А вы поинтересовались, что с этим гражданином стало и где он сейчас? – спрашиваю я обвинительным тоном. – Нет, он не на фронте погиб. И не «безвинно арестован». А будучи завербованным японской разведкой, выполнял ее задания на советской территории, затем при угрозе разоблачения в Японию сбежал на борту их судна. Далее состоял при разведотделе одной из частей японской армии, служил новым хозяевам верой и правдой, был взят в плен советскими войсками в сорок пятом – и в настоящий момент отбывает наказание по приговору суда. Так как этот опус был им написан уже после вербовки японцами, то есть все основания считать сей стих не просто глупостью, а сознательной диверсией, попыткой подрыва авторитета Советской власти. В чем гражданин Бородинский, будучи допрошенным, уже дал чистосердечно признательные показания.

Партия за свои слова отвечает! Уже сегодня уйдет депеша в Дальстрой, и найдут там этого гражданина, и снимут с него показания, как он, по приказу японской разведки, вредительски писал стихи, компрометирующие Советскую власть и конкретно Владимира Ильича. И пусть только попробует не подтвердить! А вот для товарища режиссера это совсем другой разговор, теперь его деяние вполне можно под статью подвести. Вижу, что и режиссер это понял: бледнеет, потеет и думает – он после нашей беседы домой поедет, или в другое совсем место?

Нет, мы не звери. Если бы этот деятель сознательно по нашему святому топтался, как некий Жванецкий там – «не отдадим завоеваний социализма – а что, кто-то хочет их у нас отнять?» – то поехал бы он у меня сейчас в гости к Бородинскому. Но поскольку товарищ доселе ни в чем подобном не замечен – то, думаю, внушения ему достаточно. И не надо нас считать «сталинскими держимордами». Вот скажите, отчего из всех классиков один лишь Гоголь (согласно воспоминаниям современников) был озабочен, какое моральное воздействие на общество его произведения окажут – а все прочие даже не задавались этим вопросом, архиважнейшим для писателя, художника, драматурга?

Ой, вот поклялась же – никаких дел, даже мысли о них долой! Исключительно отдых, с любимым человеком и детьми! Пароход большой, как городской квартал, а наша каюта люкс – ну прямо апартаменты! Я на военных кораблях бывала, там палубы и переборки, это гладкая сталь – а тут внутри все резным деревом отделано, и бронзовые поручни с завитушками на трапах, на стенах канделябры, под ногами ковры. В салон войдешь, как в музее – картины на морскую тему, бронзовые барельефы, и музыка играет. Слышала я, что этот пароход, прежде называвшийся «Берлин», на трансатлантических рейсах ходил – наверное, в нашей каюте какой-нибудь миллионер, Крупп или Рокфеллер, ехал, ну а в салон выходили буржуины в цилиндрах и с моноклями и томные дамы в шелках и мехах. А теперь тут наши советские люди отдыхают!

– Аня, ну сними ты эту шляпу! Так и будешь белой, как сметана. А загар для здоровья полезен, врачи говорят!

На корабле даже бассейн есть. И лежаки, шезлонги, как на пляже. А я загорать боюсь, вдруг будет как в книге Носова: «С меня кожа от солнца слезла, а под ней новая оказалась» [20] Н. Носов. «Витя Малеев в школе и дома». Вышла в 1951 г. . На свет дневной выхожу лишь в широкой летней шляпе (между прочим, Люся, с твоего весеннего показа мод), поля даже плечи прикрывают (Валька сказал, «вид как у Незнакомки Блока») – только сдувает ее легко, на службе я свой головной убор к прическе прикалываю, но моему Адмиралу нравится, когда у меня волосы просто распущены по плечам, а шляпа поверх. И летала она у меня, и на берегу, и здесь, удачно что не за борт – на палубе ветрено, женщины все подолы держат, юбки вздувает как паруса. Зато мы с Лючией, в свободных платьях без пояса, клеш от самого плеча (новинка летнего сезона!) не смущаемся совершенно, у нас купальники надеты и совершенно не стыдно стройные фигуры показать, ведь на пляже никто не стесняется, а тут рядом совсем, загорает народ. А уж после того, как мы в прошлом году в кино снялись, «советскими мерилин» – это такая история была!

Фильм «Высота» (из будущего) товарищу Сталину понравился, и он распорядился его переснять еще в сорок пятом – но результатом остался недоволен. Поскольку кино как вид искусства еще Владимир Ильич Ленин высоко оценил [21] Дословно: «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк» (В.И. Ленин). , то Иосиф Виссарионович лично дает добро на выпуск каждого фильма из иных времен. Редко что-то выходит на экран в подлинном виде – тут и технические проблемы с ноута на пленку перевести, и иные, как залегендировать неизвестные имена и лица артистов. Потому обычно «по сюжету и сценарию» понравившегося фильма снимается его ремейк, как бы сказали в будущем, с разной степенью близости к оригиналу. Например, «Карнавальную ночь» сделали один к одному, с Ильинским в роли Огурцова, и песня про пять минут, и даже платье у героини такое же. «А зори здесь тихие» – прибавили боевых умений и старшине Васкову, и кому-то из девчат, там финальный бой в избушке идет с бросанием ножей и приемами русбоя (Юра Смоленцев в консультантах – а Лючия огорчалась, что в актрисы не попала, она тогда в декрете была). «Белое солнце пустыни» – добавили английского майора-советника в банде Абдуллы, а еще долго спорили, не оставить ли Верещагина живым? Решили все же сделать как было – чтоб показать, нельзя в такой войне быть самому по себе, в стороне стоя. Хотя чисто по-человечески героя жаль. Ну, и слышала, что «Иван Васильевич меняет профессию» Сталин одобрил, но никому не удалось увязать оригинальный текст и сюжет пьесы Булгакова с гениальными придумками Гайдая, а без них совсем не то. А мнение Вождя (как последнее решающее слово) – чем снять плохо, лучше не снимать вообще! Так как упустили мы в той исторической реальности духовное формирование человека-коммунара. Ведь если бы людям в массе было бы не все равно – никакая бюрократия предать не посмела бы! Да и нет у нас «голубой крови», не сложилась пока – руководители в одном котле варятся со всеми. И надо нам, чтобы искусство воспитывало – формировало общественное сознание. А уж коммерческий успех тут вовсе не главное – его лишь как индикатор можно рассматривать, и не больше. И далеко не факт, что самое продаваемое – это лучшее, известно ведь, что вниз падать и морально разлагаться может быть приятнее, чем себя развивать! Но и за руку вести прямым морализаторством тоже нельзя – может вызвать эффект обратный. Вот не знаю про эффект двадцать пятого кадра – у нас к этому поначалу отнеслись предельно серьезно, опыты проводили… и не подтвердился эффект! А вот то, что показывается мимолетно, как само собой разумеющееся – нередко общепризнанную норму и формирует.