Александр Михайловский - Великий князь Цусимский

А в квартире на Жуковской конспиративная жизнь группы Савинкова была разработана в мельчайших подробностях, согласно правилам все того же Азефа, как чрезвычайно опытного террориста. При этом ничего не вызывало у окружающих подозрений. Дора Бриллиант даже получила от квартирной хозяйки предложение сменить содержателя – мол, есть более выгодное предложение от человека, который усыплет красавицу-еврейку бриллиантами с ног до головы. Сазонов, честный и непьющий, подружился со швейцаром, был на хорошем счету у старшего дворника, а также являлся завидным женихом для всех молоденьких (и не очень) горничных в доме. Сазонов буквально прописался в швейцарской, Ивановская подружилась с дворничихой, в результате чего старший дворник по утрам пил кофе у них на кухне, а Савинков с Дорой уходили «гулять» на весь день, а на самом деле – имитировать подготовку к ложному покушению на Плеве и готовить настоящее покушение на Николая Второго.

Но вся эта конспирация Савинкова и его людей была из разряда «гремя ведром, тихо и незаметно ползет слон по посудной лавке». Дело в том, что старший лейтенант Мартынов, вместе с прочими аксессуарами привез с Дальнего Востока такую занятную книжку, как «Воспоминания террориста» авторства все того же Савинкова. И хоть к тому моменту, как в Царское Село с покаяниями явились Великий князь Владимир Александрович и его супруга, новорожденной Службе Имперской Безопасности было всего пять дней, все закрутилось почти немедленно. Слишком уж впечатлила государя-императора Николая Александровича кающаяся Михень, а это само по себе еще то зрелище. А если серьезно, то даже малейший намек на то, что в деле замешаны англичане, заставил его вспомнить о судьбе несчастного Павла Первого. Более того, он был уверен, что его дядюшка, король Эдуард VII (женат на сестре его матери) не был даже осведомлен о планируемой акции, проводимой по инициативе высшего эшелона британской номенклатуры.

Тут надо сказать, что умирать Николай Александрович больше не хотел и, совершая душеспасительные прогулки в обществе Аллы Лисовой, даже потихоньку начал строить планы на то время, когда он уже отойдет от дел и станет частным лицом. Кроме того, как добрый семьянин, Николай Александрович не хотел, чтобы его безвременная кончина усложнила жизнь его ближайшим родным или стала поводом для их безвременной смерти. Если начнется схватка за престол без правил, то никто не сможет гарантировать жизнь его сестрам, брату и матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне. На троне требовалось продержаться ровно столько, сколько требуется для того, чтобы в Петербург явился его брат Михаил, овеянный славой победителя японцев, вместе с новообразованной на полях Маньчжурии лейб-кампанией. А дальше – примет он власть сам или уступит ее Ольге, всей силой своего авторитета поддержав сестру при восхождении на царство – Николая устроит любой вариант, лишь бы все прошло тихо и мирно, без попыток цареубийств, дворцовых переворотов и народных бунтов.

По этим причинам формирование штата Службы Имперской Безопасности, которое до того момента шло со среднеарифметической для этих времен скоростью, получило мощный электрический импульс в район ягодиц. Проще говоря, все забегали как укушенные. Указ Николая Второго о формировании Службы предусматривал изъятие в ее пользу из системы МВД Особого отдела Департамента Полиции, который становился руководящей структурой службы и всех охранных отделений, становящихся ее представительствами на местах. Кроме того, из системы МВД в пользу имперской безопасности изымался летучий отряд филеров под руководством Евстратия Медникова, а из состава ОКЖ к новому ведомству полностью отходила загранразведка. Также директор Службы получил право переводить или прикомандировывать к себе на неограниченный срок любого понадобившегося ему офицера или чиновника, к какому бы ведомству тот ни принадлежал.

В общем, структура новорожденной имперской спецслужбы, согласованная с Зубатовым и утвержденная Николаем Вторым, в общих чертах повторяла структуру КГБ СССР, разумеется, с некоторыми разумными изменениями. Так, например, четвертый отдел занимался борьбой не с антисоветскими, а с революционными и национал-сепаратистскими элементами, а «пятерка» противостояла не идеологическим диверсиям (дурацкое занятие для госбезопасности, этим должны заниматься другие службы), а обыкновенному террору. В остальном же все находилось на своих местах: первый отдел – загранразведка; второй – контрразведка; третий – армейская контрразведка; шестой – экономическая безопасность (мошенники, фальшивомонетчики и прочее), седьмой отдел – наружное наблюдение, основу которого составили люди Евстратия Медникова; восьмой – правительственная связь и девятый – охрана правящей фамилии и высших чиновников. Не все появилось сразу, и не все сразу заработало, но первые операции новой спецслужбы последовали почти сразу после начала ее формирования.

Первыми арестам подверглись отнюдь не революционеры, а замешанные в интриги с эсеровскими боевиками чиновники МВД, причастные к формированию «заказа» на убийство Плеве: бывший чиновник МВД Петр Рачковский, а затем, исходя из его показаний, и сам директор Департамента Полиции действительный статский советник Алексей Александрович Лопухин. При первых же допросах Зубатов и Мартынов успешно разыграли тактику «доброго» и «злого» полицейского. Зубатов, естественно, был добрым, а Мартынов злым. Рачковский даже ползал в ногах у Зубатова, умоляя о прощении, но все было в пустой след. Зубатов, которого при назначении император повысил сразу на два ранга (до статского советника) и помыслить не мог ни о каком прощении. Иудин грех – предательство интересов службы – непростителен.

Кстати, после первого допроса Лопухина ниточка в деле о заказе на фон Плеве потянулась дальше, к почти всесильному Сергею Юльевичу Витте, но тревожить это осиное гнездо было преждевременно. Хватало и других забот. Например, с господином фон Плеве, у которого все-таки хватило наглости явиться к императору Николаю и потребовать объяснений по поводу возвышения Зубатова и ареста Лопухина. Николай не стал выгонять наглеца, а просто бросил перед ним на стол протоколы допросов Рачковского и Лопухина, приправив это действо следующими словами: «Если вы, Вячеслав Константинович, оказались таким сундуком, который было невозможно сдвинуть с места никакими усилиями в течение полутора месяцев, то Мы, своей монаршей волей, сами предприняли все необходимые меры для того, чтобы уберечь ваше бренное тело от разрывания на мелкие кусочки». Читая эти протоколы, Плеве сначала покраснел от гнева, потом побледнел от ужаса – это когда до него дошло, какой клубок скорпионов и ехидн он умудрился пригреть на своей груди. Нельзя сказать, что господин министр остался доволен изъятием из сферы своей деятельности Особого отдела Департамента полиции, а также охранных отделений и права запрещать или разрешать различные политические структуры, но его протесты после таких откровений выглядели в значительной степени формально.