Геннадий Марченко - Манускрипт [litres]

Наконец появился хлеб светлого и тёмного сортов с хрустящей корочкой и нежной мякотью. Тихоокеанский палтус был подан с копчёным молодым чесноком и лангустом. Новошотландский лобстер с молодой морковью, имбирём и гранолой со специями буквально таял на языке. Хорошо пошёл цыплёнок, приготовленный на медленном огне, с гигантской пресноводной креветкой и водорослями. Добил нас колорадский ягнёнок, приготовленный четырьмя разными способами: равиоли, колбаски, рёбрышки и «сладкое мясо». Отправив в рот последний кусочек, Джексон покачал головой:

– Просто не могу поверить, что в такое тяжёлое время, когда в мире полыхает война, я оказался в настоящем раю, где забываешь обо всём и хочется предаться вечной неге.

– Да в вас погибает поэт, – ободряюще улыбнулся я собеседнику.

– О да, по молодости я баловался стихами, но, поступив в Стэнфорд на юриста, забросил юношеское увлечение. Понял, что юриспруденция мне ближе.

– Кстати, это ещё не всё, впереди три блюда, а затем десерт.

– О, боюсь, мой желудок не выдержит. Но уверен, что на вкус они так же бесподобны, как и всё, что я отведал до этого.

– Вы уж постарайтесь, а то наш шеф-повар обидится.

– Ну, если только чтобы его не обидеть…

Наш обед вопреки правилам этикета сопровождался разговорами на политические темы. Причём я больше выступал в роли благодарного слушателя, всячески демонстрируя, как мне интересно, что несёт этот вундеркинд. То есть кивал, мычал и угукал, если рот был занят едой, или вставлял одно-другое словечко, не претендуя на право быть трибуном.

Джексон настолько проникся ко мне симпатией, что предложил обращаться друг к другу по именам.

– Фил, вы знаете, а я уверен, что война с Японией надолго не затянется, – разглагольствовал конгрессмен, уплетая утку с клубникой и спаржей. – Достаточно сравнить ресурсы двух стран, чтобы понять – долго им не продержаться. Им же приходится вести войну на несколько фронтов. Нипперс увязли в Китае и Юго-Восточной Азии, это требует огромных материальных и человеческих вложений.

– У гоминьдановского Китая большое преимущество в живой силе, но в технике японцы их превосходят, – вставил я.

– А мы превосходим в технике японцев. И у нас война с ними. А битва при Мидуэй показала, кто чего стоит. Вы читали газеты, слушали радио?

– На моём телеканале даже показывали кадры кинохроники о битве при атолле, а военный аналитик в студии комментировал.

– В этом плане вы большие молодцы! Ваши медиаресурсы просто опережают своё время. Кстати, пытался перед поездкой в Вегас найти что-нибудь о вас, но ваша биография оказалась на удивление скупа. Да и мистер Гувер посоветовал сильно не копать. Я так понимаю, Фил, – заговорщически понизил голос Джексон, наклоняясь ко мне, – вы работаете на ФБР. Ну, или помогаете им в некоторых их делах. Верно?

– Ох, Генри, не провоцируйте меня, я дал Джону слово держать наши с ним дела в секрете от посторонних. – И подмигнул собеседнику, мол, тебе-то удалось краешком прикоснуться к этой тайне.

Обед завершился поданным в качестве десерта восхитительным чизкейком. Даже мне, не большому любителю сладкого, яство пришлось по вкусу. Особенно в сочетании с чашкой хорошего эспрессо.

– Ну, как вам наш десерт? – поинтересовался я у сидевшего напротив политика.

– Божественно!

– Эй, Санни, – обратился я к официанту, прочитав имя на бейджике, – я там на кухне упаковал для нашего гостя кусок чизкейка в дорогу…

– Да что вы, не стоит…

– Ещё как стоит, Генри. Считайте это взяткой. В будущем, когда станете президентом, как-нибудь вспомните о скромном отельере из Лас-Вегаса. Вдруг мне понадобится ваша помощь.

– Ну, если мне всегда будут предлагать такие взятки, то я не против.

Мы рассмеялись, а я в этот момент думал, достаточно ли высыпал в сырный торт рицина или что там я намолол, чтобы свалить с ног молодого здорового человека. Лишь бы он других угощать не вздумал. Торт-то нарезан, мало ли, сунет в самолёте кусочек какому-нибудь малышу – и его смерть будет на моей совести.

Я лично отвёз гостя в аэропорт на своём «корде» и посадил его в самолёт. На прощание посоветовал не тянуть с уничтожением чизкейка, съесть, пока он свежий. И, проводив взглядом растворившуюся в закатном небе крылатую машину, поехал в отель, про себя моля Господа простить мне этот грех и уберечь невинных.

А через пять дней на мой стол лёг свежий номер принадлежавшей мне газеты, освещавшей события не только нашего округа, но и более глобального масштаба, хотя в этом случае уже и без участия собственных корреспондентов на местах, получая информацию зачастую с помощью радиостанции. Публиковались такие новости обычно на второй полосе. И вот как раз с неё-то на меня сейчас смотрел портрет Генри Мартина Джексона, демократичного конгрессмена и сенатора от штата Вашингтон. Правда, теперь уже бывшего, так как ниже был напечатан некролог от лица конгресса, в котором говорилось, что сегодня скорбит не только Вашингтон, но и вся Америка. Что не стало верного борца за права американских граждан и прочая и прочая… Дальше приводилось заключение медиков и патологоанатома. Профессор Харриган рассказывал, что к ним в госпиталь университета Джорджа Вашингтона пациент поступил с симптомами, похожими на грипп. Но вскоре у него одна за другой отказали почки, Джексон впал в уремическую кому. Гемодиализ лишь продлил агонию больного, который спустя сутки после поступления в госпиталь скончался, не приходя в сознание. Судебно-медицинский эксперт добавил, что поражёнными оказались не только почки, но и другие органы, не исключено воздействие какого-то токсичного препарата. Представитель полиции отговорился общими фразами. Мол, идёт расследование, пока рано что-то говорить, предполагать можно всё, что угодно, и нет повода связывать смерть конгрессмена с его позавчерашним эфиром в одной из популярных программ.

Читая всё это, я испытывал неоднозначные эмоции. Какая-то часть моего сердца сожалела о содеянном, всё-таки лично мне этот парень ничего плохого не сделал, да и не было уверенности, что это тот самый Джексон. Может, зря я его уделал? Хотя, конечно, политические убеждения конгрессмена навевали на грустные выводы, и вряд ли он перековался бы в будущем, поэтому сильно горевать не стоит.

Хотелось верить, что Генри съел свой кусок полностью ещё в самолёте, и дома у него не найдут остатков отравленного чизкейка. Иначе следы выведут прямиком в мой ресторан, только и останется, что свалить всё на шеф-повара. Или я на такую подлость не способен? Говорят – чужая душа потёмки, а тут по большому счёту и в своей-то ещё не всё изведано. Но всё же предел своей низости, хотелось верить, я знаю. Может, и не стал бы орать, что это я, а не шеф-повар отравил конгрессмена, а вот лучшего адвоката для своего кухмейстера нанял бы однозначно.