Геннадий Марченко - Манускрипт [litres]

А может, и в Вегасе затеять свой университет? Хм, мысль очень занятная. Если со Штатами после войны отношения у СССР не испортятся, почему бы не назвать его Русский университет и не приглашать на обучение как советскую молодёжь, так и потомков русских эмигрантов? Заодно можно подтянуть культурно близких балканских православных славян, а может, и греков – создадим эдакое славянское лобби. Пожалуй, идею стоит обдумать, а пока для начала озаботимся собственными перспективами, и благотворительность в этом случае – не самый плохой вариант заработать себе доброе имя в ещё не совсем загнившем мире капитализма.

Опять же, если я стану вхож в высший свет, то смогу сыпать рицином направо и налево. Кто там считался после войны врагом СССР? Гарри Трумэн, Джо Маккарти, братцы Джон и Аллен Даллес? Наверняка найдётся ещё с десяток имён, достойных того, чтобы их жизнь чуть укоротилась. Но это дело точно не ближайшего будущего, тем более пока эти имена в прессе если и мелькали, то крайне редко. Возможно, мне удастся параллельно с ними войти в силу и стать на одну ступень.

В итоге через неделю я сидел в кабинете ректора Стэнфордского университета Чарльза Бэрроуза, с которым мы обговорили условия нашей сделки. Пришли к выводу, что именная стипендия будет неплохим вариантом.

– Наши выпускники давно уже заявили о себе, а новых гениев со временем будет ещё больше, – уверял меня ректор. – И чтобы их поддержать, дать толчок к новым свершениям, материальная помощь пришлась бы кстати. У студентов точных наук и технических специальностей спонсоров хватает, а вот гуманитарии оказались на обочине. Пять тысяч долларов лучшим студентам-гуманитариям по итогам каждого семестра не очень вас разорит?

– Пять тысяч? Да без проблем. А много потенциальных стипендиатов?

– Семь факультетов. Тридцать пять тысяч за семестр для бизнесмена такого уровня, как вы, уверен, не сильно скажется на вашем благосостоянии. А вот доброе имя вы себе заработаете.

– Я рассчитывал сделать вложения побольше. Может, вам ещё на что-нибудь нужны деньги?

Выяснилось, что деньги нужны всегда. Тем более учебному заведению, расположившемуся в полусотне миль южнее Сан-Франциско, требовалось новое оборудование для физической лаборатории. Составив список необходимого, мы ударили по рукам, после чего Бэрроуз устроил мне экскурсию по университету, знакомя с его инфраструктурой. Мы не заходили в аудитории, где шли занятия, зато побывали в двух столовых – для студентов и преподавателей, в бассейне, осмотрели спортивные объекты и музеи разных наук. На всё про всё ушло больше двух часов. Так что к концу экскурсии я выглядел слегка уставшим, а вот ректор продолжал вырабатывать просто-таки бесконечную энергию.

– Скажите, мистер Бэрроуз, а на индологии у вас кто-нибудь специализируется? – спросил я его, когда мы вернулись в кабинет.

– У нас есть направление по Азии, и там преподаёт, в частности, профессор Алан Рикман. Он много лет прожил в Британской Индии и мог бы быть вам полезен. А кстати, почему вы спросили? – запоздало поинтересовался ректор.

– Дело в том, что, когда несколько лет назад я снимал кино в Нью-Йорке, ко мне подошёл человек и предложил купить раритетную книгу. Этот человек представился немцем, бежавшим в США в тысяча девятьсот тридцать восьмом году от нацистов. А книгу он продавал, по его словам, из-за того, что с работой у него проблемы и деньги кончаются. Но, скажу вам как на духу, если этот человек немец, то я – китайский император. Я не специалист по определению родины человека по его акценту, но, скорее всего, он действительно эмигрант и английский для него родной.

– А почему вы так решили?

– Когда он пролил на себя виски, то выругался не «шайзе» или ещё как-то на родном, а «дэм». Я в молодости поработал немного докером и представляю, как ругаются немецкие эмигранты. А тот манускрипт я не могу перевести, нужен специалист, вдруг там что-то интересное, тем более по виду ему не одна сотня лет. За делами было не до книги, а сейчас вот вспомнилось.

– Тогда вам точно к профессору. Мистер Рикман, правда, человек… хм, скажем так, весьма оригинальный, но, может, вы с ним столкуетесь.

Профессор индологии и впрямь оказался оригиналом.

Всклокоченная, почти полностью седая шевелюра напомнила мне причёску Эйнштейна, виденную в будущем на старых фото. Разве что усы отсутствовали. Великий физик-теоретик считался известным чудаком, но представленный мне профессор если от него и отставал, то не намного.

Бэрроуз отрекомендовал меня как нового благотворителя университета, который просил о знакомстве со специалистом по Индии. Ответив на рукопожатие, Рикман тут же протёр свою правую ладонь салфеткой, причём без всякого выражения брезгливости, а словно на автомате, не замечая моей удивлённо поползшей вверх брови.

– Чем же я могу быть полезен мистеру… э-э-э… мистеру Бёрду?

Я вкратце объяснил ситуацию, и в глазах профессора тут же загорелся азарт.

– Любопытно, любопытно, – возбуждённо потирая ладони, пробормотал Рикман. – В Британской Индии разговаривают на четыреста сорока семи различных языках, две тысячи диалектов. А книга у вас, надеюсь, с собой?

– Увы! Если бы я знал, что познакомлюсь с таким большим учёным, то обязательно прихватил бы. Уверен, мы с вами ещё встретимся, главным было получить ваше согласие.

Встретились мы через неделю. У мистера Рикмана был отдельный кабинет, небольшой, но довольно уютный. Многое здесь напоминало о Юго-Восточной Азии. Достаточно сказать, что у порога лежала небольшая джутовая циновка, на которую нужно было ставить обувь, и в кабинет заходить, надев домашние тапочки. И для миллионеров типа меня исключения не делались, так что пришлось переобуться. На стене позади рабочего стола – изображения Будды Шакьямуни, а рядом – Вишну, Брахмы и Шивы. На столе две статуэтки. Одна изображала слониху со слонёнком, который уцепился хоботом за хвост матери, вторая – многорукого Шиву. Горы книг и даже свитков, на некоторых корешках надпись точно на хинди. Ну и ещё десятки мелочей, свидетельствующих, что хозяин этого кабинета телом здесь, а мыслями на индийском полуострове. Хорошо хоть, благовониями не пахло, зато вскоре ноздри защекотал запах хорошего чая.

– Пристрастился в Индии, – объяснил Рикман, разливая ароматный чай по узорчатым пиалам. – Скрываю от руководства университета, что прячу здесь кипятильник и завариваю чай в глиняной посудине, привезённой из Калькутты… Ну и как вам на вкус?

– Бесподобно! – польстил я старику, хотя напиток и впрямь был хорош.

Следующие несколько минут мы наслаждались чаем.

– Что ж, я так понимаю, вы всё-таки привезли эту старую книгу? – кивнул он на стоявший у моих ног кожаный портфель.