Владимир Сухинин - Заложник долга и чести

А следом мне по щеке чиркнула и улетела дальше жаба, а дальше на меня посыпался дождь из лягушек. Поэтому, забыв обо всем, я вскочил, получил сильный удар в спину, так, что лягуха не успела квакнуть, как размазалась по куртке, взял руки в ноги, нет, наоборот, ноги в руки и удрал подальше от берега.

— Краля, чтоб тебя черти задрали! — Негромко заорал я на русалку. — Я одну просил.

— Да вот она, — русалка спокойно вылезла на берег и подала мне лягушку.

Берег наполнили крулы. Со всех сторон послышались просьбы.

— Студент, дай поесть! Студент, студент. Есть, есть. Дай, дай.

Пока я раздал им пайки, пока они жрали, наступила глубокая ночь. Потянул прохладный ветерок, и реку стал накрывать ватным одеялом туман, клубясь и поднимаясь выше, он наползал на берега. Крулы нырнули в молочную темноту, а оттуда вполз монстр. Он общался ментально.

— Человек друг, отдал сердце папы. Дай поесть и укажи, кого позвать.

От этого осминога амфибии, я отошел подальше. Стал кидать ему пайки, тот лопал с коробками и приговаривал.

— Еще. Еще. Еще.

На двадцатой коробке он остановился.

— Садись на меня, — приказал он и, не дожидаясь, когда я выполню его команду, пополз к реке. Я опомнился и запрыгнул хозяину реки на спину. Огромная туша размером с небольшого кашалота поплыла, громко булькая по поверхности реки. Над туманом была видна только моя голова. нас окружили крулы. У противоположного берега он остановился.

— Показывай! — булькнул он.

— Легко сказать, показывай, — подумал я. — Там два десятка шатров.

— Шиза, где наши объекты, подсказать можешь?

— Я думаю, — ответила она.

— Да чем ты можешь думать? — поддел ее я. — У нас одна голова на двоих.

— И та у меня, — не осталась в долгу Ее Высочество. — Поэтому не мешай, мужлан безголовый. — Я думаю в середине лагеря два шатра — это муразы, а там, где барабаны на шестах, это шаманы.

Спорить с Шизой и спрашивать, почему я мужлан безголовый, поостерегся. Кто знает, что я про себя еще услышу.

— Так, — я напряг зрение. — Пред ними еще четыре шатра.

— Слушай, хозяин! — я послал ему мысль, а ты можешь позвать всех, кто в ближайших … — не зная, как ему объяснить, что такое шатер. Но мне помогла Шиза, она создала ясный образ шатров, и отправила моему речному кораблю с щупальцами.

— Вот видишь, — сопроводил я образы пояснением, — всех, кто в шатрах нужно позвать сюда.

— Жди! — опять булькнуло у меня в голове.

Я скрестил ноги, подпер голову ладонью и стал ждать. Пошло пол часа, все было тихо. Я от скуки затянул: « Черный во-орон…» Тем более обстановка подходящая. Ночь, туман, и моя голова над рекой. Скука!

Но вдруг из пелены плывущего тумана, стали выходить на берег орки, они шли, как лунатики. Шатаясь и спотыкаясь на каждом ходу. Я стал их считать: один, два, четыре, восемь, пятнадцать…. Орки выстраивались на берегу и бестолково топтались.

Крулы выстроились в круг и запели. О боги, как они запели! Это было так прекрасно, так маняще и очаровательно, что я на миг поддался общему наваждению. Я подался вперед и вдруг столкнулся лицом к лицу с Шизой. Она была трогательно обворожительна, в прозрачной ночной рубашке и чем-то разъяренна, носик ее гневно раздувался… я глупо улыбнулся и протянул к ней руки. Шиза быстро размахнулась и вместо того, чтобы упасть в мои объятия, влепила мне пощечину. Я откинулся на спину и чуть не упал со спины хозяина реки. Недоуменно поморгал, не понимая.

— Это что сейчас было? Шиза, ты чего дерешься?

— А ты не спи! Разинул рот и слушаешь. Еще немного и мне нужно было бы думать, как тебя вытащить из воды.

— Понял. Спасибо. Но зачем так кардинально? По роже-то зачем бить?

— А это тебе… она запнулась, — за Гангу. Самец! И вообще, не беспокой меня пока.

— Вот это да! — я почесал щеку, она почему-то горела, моя крошка может ревновать! Я присвистнул.

— Твою дивизию! Как жить? Когда внутри бушует ревность, снаружи искушения. А я один в море житейских проблем, и окружен прекрасными девушками?

Но додумать я не успел. Орки входили вводу, и там исчезали один за другим. На берег неожиданно вышел разъяренный шаман. От него во все стороны били молнии. А в воздухе чувствовался запах озона. Шаман поднял свой посох, но ничего сделать не успел. Я вышел в боевой режим и сделал так же, как делал с остальными шаманами Рока. Вытянул аурные щупальца и присоединился к нему. Молнии погасли, а сам он опустил безвольно руки и пошел в реку.

— Все! — Передал мне монстр и ушел под воду.

Я ругнулся на мой корабль и поплыл к берегу. Прошел под скрытом в шатер и лег спать.

Инферно. Потерявшийся

Прокс уперся мутным взглядом в камень. Он обратил на него внимание потому, что тот больно впился ему в щеку. Он приподнял голову и не понимающе посмотрел на него. Острый дымчато-темный с острыми гранями камень, с подтеками засохшей крови. Он сел и потрогал лицо, правая щека саднила от пореза.

Прокс недоуменно огляделся. Куда он попал? А, главное, что произошло? Его немного мутило. Он силился вспомнить последние минуты, но в памяти был провал. Он не помнил ничего. Ни того, что было недавно, ни того, что было в его прошлом. Он помнил только свое имя — Алеш.

— Алеш? — подумал он, — какое странное имя для демона. Кто вообще дает такие глупые имена? Что оно значит?

Он протряс головой, пытаясь вспомнить и вынужден был сдаться.

— Нет, не помню! — с досадой подумал он. — Но оно что-то должно значить! Каждое демоническое имя имеет свое значение и определяет дальнейшую судьбу всякого демона.

— А я не помню. Почему? — Он порылся в памяти. Но там было также пусто, как в его тумбочке в приюте.

— В приюте? В каком приюте? Разве у демонов есть приюты? О каком приюте он подумал? — Прокс раздосадованный почесал лоб. Его рука пошла дальше и погладила голову. Он несколько раз провел рукой по волосам и замер. Рога! У него не было рогов.

Нервы Прокса не выдержали, и он запаниковал. Неужели он приговорен к казни? Кем, за что? Рога спиливали, когда демона осуждали на позорную казнь распятия на кресте. Тогда он, оставшись без рог, не мог жить в инферно и мучительно умирал. Умирал долго и страшно. Каждый день приходил палач к осужденному и спиливал отросшие рожки. Он лихорадочно зашарил руками по волосам на голове, но там не было и следа рогов.

— Да что же это такое? — заволновался он. — Где мои рога?

Рог не было. Не было даже спиленных пеньков от рог. Голова была гладкой, и рука гладила одни лишь волосы.

— И руки! — он оторопело смотрел на них. Они были белые и безволосые.

— Может, я сплю и мне снится этот страшный сон? — подумал Прокс.

Он растерянно огляделся. Местность, где он находился было невозможно разглядеть. Пред глазами стелился туман, скрывая все, что было дальше пяти шагов. В голове, отвлекая и не давая сосредоточиться, мелькали сполохи каких-то линий. Приятный женский голос, раздражая набатом гундел в голове, не успокаивал, а еще больше запутывал и доводил до смятения.