Александр Михайловский - Творец государей [СИ]

– Но постойте, Сергей Сергеевич, – вскричал Дмитрий Голицын, – император Петр II же совсем мальчишка, совершенно не способный и не желающий править, и к тому же в настоящее время смертельно больной.

– Ну, – скептически хмыкнул я, – во-первых – смертельно больной Петр Алексеевич сейчас стремительно выздоравливает, и через два-три дня будет как огурчик. Во-вторых – для полного и окончательного выздоровления я бы прописал ему хорошую порцию березовых розог перед завтраком, обедом и ужином как минимум на протяжении месяца, но кто же возьмет на себя труд пороть всероссийского императора. В-третьих – если брать по большому счету, то Петр II нужен нам только как сосуд с семенем, необходимый для того, чтобы породить следующего императора всероссийского из рода Романовых. Но и вам, господа, Тайный Верховный Совет управление Россией тоже доверять нельзя. Всего-то пять лет как умер император Петр Великий, а повсюду уже видны приметы тления и упадка. Поэтому России необходим Регент, человек кристально честный, находящийся в доверии у малолетнего Петра, а также происходящий из того же рода Романовых, потому что, если по достижении совершеннолетия Петр не сможет взять на себя власть, этот Регент, усыновив всех детей Петра, должен будет короноваться как Правитель Государства Российского. Если что, я о Петровской тетушке Елизавете Петровне, которая находится с племянником в весьма хороших отношениях и при этом собирает вокруг себя не всяких блюдолизов, а умных и способных молодых людей.

Короче, я Голицыных убедил (или, быть может, их убедил мой меч), но они согласились не предпринимать никаких шагов до возвращения императора Петра II с лечения, а там будет видно. Теперь, чтобы закрепить успех, нужно совершить еще один визит в Санкт-Петербург и немножечко похитить цесаревну Елисавет Петровну. Разумеется ради ее же собственной безопасности.

28 (17) января 1730 года. Санкт-Петербург, загородный дом цесаревны Елизаветы Петровны.

Зябкая и морозная зима 1729-30 годов насквозь промораживала маленький загородный голландский домик (дешевую имитацию каменного строения из искусно покрашенных досок и штукатурки), в котором после того как к ней охладел император Петр II, проживала цесаревна Елисавет Петровна. Молодой прапорщик Шубин, совмещавший обязанности ординарца при юной цесаревне и ее любовника, не успевал таскать охапками березовые дрова для прожорливой круглой голландской печи и большого камина; тем не менее Елизавета все равно мерзла, кутаясь в заячью шубейку.

– Тревожно мне что-то, Лешенька, – говорила она, поглядывая на заложенную массивным засовом входную дверь.

При этом у нее был такой вид, будто сейчас в дом ворвутся злые люди с ножами и топорами и поубивают всех присутствующих. Хотя на данный момент в доме присутствовали только двое – сама Елизавета и означенный прапорщик Алексей Шубин, прекрасный как юный ангел (Елизавета даже посвящала ему восторженные любовные стихи). Повинуясь какому-то предчувствию, юная цесаревна сегодня отослала всех своих немногочисленных придворных, оставшись вдвоем со своим любовником. Она бы отослала и его тоже, но он встал передней на одно колено, взял ее руки в свои ладони и смиренно произнес:

– Свет мой, Лизанька, куда же я без тебя. Куда ты, туда и я, и беде и радости и в жизни, и в смерти, я все одно буду с тобой…

Тогда Елизавета взяла его голову в свои руки и покрыла лицо поцелуями. Но тревога все одно не отпускала. После того как малолетний император Петр II, ранее питавший к своей очаровательной тетушке совсем неродственные чувства, начал к ней остывать и увлекся сестрой своего фаворита Екатериной Долгоруковой, у Елизаветы появились крайне нехорошие предчувствия. Над головой цесаревны начали сгущаться черные тучи. А когда стало известно, что ее племянник в тяжелой форме заболел оспой (гонец из Москвы гнал лошадей от станции к станции и сам, падая с ног, все же успел за трое суток), Елизавету охватил страх. Ведь согласно завещанию своего отца, а затем и матери, в случае смерти императора Петра II именно Елизавета была первой претенденткой на императорский трон; но кто там будет соблюдать формальности в послепетровской России, в которой правит Верховный Тайный Совет, сажающий императоров на трон по своему усмотрению… Сколько бы у нее ни было прав, императорского трона ей не видать, ибо почти все в этом совете ее лютые враги. Тут как бы не было хуже. Меншиков, насколько бы он ни был велик, вон, кончил жизнь в Березове, а ее, слабую красивую женщину, и вовсе могут походя убить. С ненужными претендентками на престол обязательно что-нибудь случается. И прапорщик Шубин со своей шпагой не был ней в этом деле надежным защитником. Он-то один, а убийц будет много, и наверняка у них будет бумага от кого-нибудь из Верховников, объявляющая убийц исполнителями государевой воли…

Едва Елизавета подумала об этом, как у нее по затылку пробежали мурашки, похожие скорее на хорошо откормленных мышат. Возникло ощущение, будто за ее спиной открылась дверь, из которой одновременно пахнуло и адским жаром, и райским благоуханием. Н она точно знала, что там, за спиной, нет никакой двери, а только выстывшая от холода стена, а за ней бескрайний, заметенный зимним снегом луг, на котором летом так хорошо играть в салки и скакать на лошадке. Ее рука, что поглаживала волосы любовника, приникнувшего головой к ее коленям, замерла. Любезный Лешенька поднял голову – и взгляд его уперся во что-то за спиной Елизаветы; лицо его побледнело и исказилось, а губы начали произносить слова святой молитвы:

«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь!»

И почти сразу же:

– Сгинь, нечистый? Сгинь, сатана, сгинь, сгинь, сгинь!

Женщина сидела ни жива ни мертва, боясь оглянуться. Но что бы там ни было за ее спиной, сгинуть оно не пожелало, и даже, более того, сочным мужским баритоном произнесло:

– Тебе что, парень, солнцем голову напекло?

– Я не парень, – хрипло каркнул любовник Елизаветы, поднимаясь на ноги и картинно кладя руку на эфес шпаги, – я прапорщик Семеновского полка гвардии дворянин Алексей Яковлевич Шубин.

– Капитан частей специального назначения и по совместительству самовластный Великий князь Артании Сергей Сергеевич Серегин, – отрекомендовался в ответ незнакомец. – Где же ты, Алексей Яковлевич, тут нечистого увидал? А ну давай посмотрим…

После этих слов раздался чуть скрежещущий звук, как будто из ножен извлекают достаточно длинную рубяще-колющую утварь для убийства ближнего – и после этого комнату, освещенную только пятью трещащими сальными свечами в шандале, залил чистый белый свет первого дня творения.