Александр Михайловский - Творец государей [СИ]

Стук в мою дверь был достаточно громким, но все-таки угадывалась в нем некоторая нерешительность, говорившая о том, что визитер, прежде, чем посетить мою скромную обитель, долго раздумывал, нужен ли он здесь. Вообще по стуку – по ритму, по силе, по частоте ударов – очень легко определить намерения человека. Согласитесь, есть ведь разница в том, как стучится участковый, пришедший проверять документы, и как – влюбленный, который принес букет алых роз… Словом, услышав стук в свою дверь, я сразу поняла, что пришли ко мне с каким-то серьезным и щепетильным делом.

Открыв дверь, я узрела там того, кого никак не ожидала увидеть – Петра Второго, которого наш Митя называет «два в одном», потому что внутри него сидит Петр Первый. Пока дела на Москве восемнадцатого века окончательно не утрясены, для старого/нового императора Серегин держит постоянно открытым транзитный канал, проходящий через нашу базу в мире Смуты. Кстати, в Бахчисарае семнадцатого века сейчас холодный и промозглый дождливый декабрь, поэтому мы сидим в своем Тридесятом царстве, лишь изредка выбираясь в Великую Артанию мира Славян – полюбоваться на Китеж-град, растущий на глазах, встретиться с нашими тамошними друзьями Добрыней, Ратибором, богиней Даной, а также искупаться в магических водах Днепра. Собственно, мы и сами в том мире казались почти богами… правда, к нынешним делам отношения это совсем не имеет. По крайней мере, пока.

Но вернемся к моему неожиданному гостю. Собственно, с той поры, как дух великого императора вселился в тело собственного внука (не без моего, надо сказать, содействия), мы с ним почти не пересекались. Петр Великий, воодушевленный чудесным возвращением к живым из загробного мира, где он был осужден Отцом вечно мотать весло на галерах, принялся рьяно и со знанием дела наводить порядок в Российской державе, изрядно пошатнувшийся после его кончины. Поговаривали, что одним своим появлением ему уже удалось устрашить многих своих врагов и воодушевить соратников и единомышленников – вроде Павла Ягужинского, Андрея Ушакова и иных, не столь заметных – таких, как генеральный прокурор или главный опричник. Я, собственно, особо в эти дела не вникала, так как считала, что это епархия Серегина. Это он свергал и возводил на трон государей, кроя историю с той же ловкостью, с какой портниха раскраивает кусок драпа на пальто.

А к Петру Великому я вообще относилась без особого пиетета. Ну да, как следовало из уроков истории, он сделал многое для Российской державы, зато как человек душкой далеко не был. Сатрап и садист, дерганый и психически неуравновешенный, и в то же время ярый патриот и трудоголик, он оставлял двойственное впечатление. Достаточно вспомнить его бзик с остриганием бород и насильственным повсеместным внедрением иностранного платья – меня прям передергивало, когда учительница рассказывала об этом, как сейчас помню… И какая, простите, необходимость была рубить головы всем стрельцам подряд, неужели нельзя было разослать их куда-нибудь по дальним гарнизонам – в Сибирь, за Байкал, в Японию и к черту на кулички?

Вот Серегин, за исключением Батыя и полоумного Гуюк-хана никогда никого не казнил, (даже обормота Ваську Лжедмитрия с его Маринкой отправил в ссылку), но при этом считается весьма злым и суровым государем. Боятся его до жути и без единой отрубленной головы, причем многие вчерашние враги теперь работают в интересах нашей команды. А тут у Петра было столько головотяпства, а враги у него все никак не кончаются. Может быть, и не надо было рубить эти головы, а стоило попробовать действовать как-то по-иному? И вообще, что Петр, что Сталин – одного поля ягоды; люди талантливые и яркие, но склонные к насилию и подавлению даже там, где это не требуется.

Правда, я не могу не понимать, что раз уж Отец дал Петру второй шанс, то на этот раз все должно пойти совсем по-другому сценарию. Ну, то есть Петр спасет не только Россию, но и собственную душу. Вот только в какой мере этот самовластный и самодовольный император воспользуется предоставленным ему шансом второй жизни? Зарекомендует ли он себя снова как неуравновешенный самодур, или научится хотя бы соизмерять количество отрубленных голов с приносимой ими пользой?

Тем временем Петр галантно поклонился и вежливо спросил:

– Вы позволите мне войти, уважаемая Анна Сергеевна?

Ох уж эти поклоны! Никак не могу привыкнуть. Каждый раз чувствую себя не в своей тарелке, вот что значит демократичное воспитание! Но если человек просит, то пусть заходит, потом пусть не жалуется на то, что его силой затащили в мое магическое логово. Сам виноват.

– Проходите… – мило улыбнулась я, – и чувствуйте себя как в гостях…

Петр прошел внутрь моей комнаты и магическая дверь сама аккуратно закрылась за его спиной. Да, местный магический бытовой сервис будет получше любого швейцара. Сам же Петр тем временем ошеломленно оглядывался по сторонам. Да уж, попал он, так попал, моя комната в башне Мудростью была больше похожа на мастерскую рукодельницы, чем на обитель добропорядочного мага. А вот и Белочка! Проказница сидит на самом верху шкафа, болтает в воздухе ножками и при этом машет вошедшему ручкой и говорит: «Привет!».

– Ух ты! – говорит Петр, в котором из-за взрослого мужчины вдруг высунулся удивленный мальчишка. – А она настоящая?

– Разумеется, я настоящая, – обиженно откликнулась Белочка и спрыгнула со шкафа прямо в мои протянутые руки. – Весь вопрос в том, настоящий ли ты?

Что называется, вопрос не в бровь, а в глаз; и Петр на мгновение смутился. Видимо, ему тоже в голову приходили мысли о химеричности его существования. Отец Небесный соединил несоединимое, а ему теперь расхлебывать. С другой стороны, надо же понимать, что вторая жизнь была дана ему для наказания и исправления, а не как награда. И никто не обещал ему, что это будет легко.

– Присаживайтесь, Петр Алексеевич, – кивнула я на высокое кресло с резной спинкой, – я вас внимательно слушаю. Вряд ли вы зашли ко мне, чтобы обменяться комплиментами с моей Белочкой.

– С Белочкой? – переспросил Петр, потом спохватился: – Ах да, я понял вас, Анна Сергеевна, действительно у меня к вам есть важное дело…

Петр сел, царственно развалившись в кресле и вытянув ноги; впрочем, некоторая неловкость все равно ощущалась в его манере держаться.

Я села рядом, на такое же кресло. Удивительное ощущение – видеть напротив себя мальчишку, ровесника моих гавриков, и при этом знать, что под этой юной оболочкой – могучая, зрелая и одиозная личность одного из ярчайших персонажей мировой истории… Естественно, я обратила внимание, что с тех пор, как произошло гм… вселение, это тело заметно изменилось. И особенно сильно изменилось лицо. Оно повзрослело и огрубело, по краям рта залегли глубокие носогубные складки. А глаза… Это не были глаза юного отрока, смотрел на меня Петр жестко и испытующе, как настоящий самовластный государь всея Руси.