Сергей Нуртазин - Батальон прорыва

Под утро обнаружили лесной овражек, где смогли укрыться. Здесь решили переждать день, чтобы с наступлением темноты двигаться дальше. Выставили охранение, без сил повалились на траву между деревьями. Усталость навалилась тяжелым грузом, перебив чувство голода. Скоморохов ощутил, как сильно истощились его силы с первого дня войны. Теперь, небритый, с осунувшимся лицом, темными кругами под глазами и перепачканной грязью и сажей рваной форме, он не был похож на того бравого младшего лейтенанта, каким он был до двадцать второго июня. Что-то поменялось и в его душе. Появилась злость, разочарование и иное отношение к смерти и своей жизни. Некоторое время он лежал с открытыми глазами, но вскоре веки отяжелели, Андрей не заметил, как провалился в пучину сна. Ему снились Варя, начальник заставы Василий Ковальчук, садик астраханского детприемника, где ему пришлось провести некоторую часть своего детства, и река Волга. Вокруг шум, смех и друзья по детдому. Их загорелые худые тела мелькают перед глазами. Сверху нещадно припекает солнце. Он пытается пробраться к реке, но кто-то из мальчишек черпает пригоршню воды и плескает на его разгоряченное тело, освежающие прохладные струи текут по лицу, груди, плечам.

Скоморохов открыл глаза, утер с лица влагу, огляделся. Крупные капли дождя пробивались сквозь листву, с легким шорохом падали на траву. Порывы ветра остервенело трепали верхушки деревьев. Непогода усиливалась, лишая бойцов возможности вволю отдохнуть и выспаться после ночного перехода. Чем смогли, прикрыли от влаги раненых, остальные сидели на мокрой земле под проливным дождем. Радовало только то, что вода смывала с тел и сладковато-приторный запах пота, и грязь.

Дождь прекратился, когда солнце закатилось за горизонт, но времени на сон уже не было. Летняя ночь коротка, и лишь она могла укрыть отряд от врагов. Хижняк приказал бойцам двигаться на восток. Перед рассветом достигли проселка, однако перейти его сразу не получилось. Лишь только передовая группа красноармейцев ступила на дорогу, как вдали послышалось рычание двигателей, вскоре в темноте мелькнул свет фар. Было ясно, что миновать дорогу, имея раненых, им до подхода немцев не удастся. Решили затаиться в кустах неподалеку от дороги, надеялись, что ждать придется недолго, но, как оказалось, по дороге двигалась крупная часть вермахта. Колонны солдат вермахта двигались друг за другом. Солнце поднялось над землей, а движение немецкой части все продолжалось. Мимо проехали три походных кухни, голодных красноармейцев обдало запахом аппетитного варева. Следом шагали немецкие пехотинцы. В тот момент, когда передние из них поравнялись с местом, где прятались бойцы Хижняка, один из раненых громко застонал. Стон долетел и до немцев. Двое остановились. Один из них с винтовкой в руках остался на обочине, другой с автоматом направился к кустам. Красноармейцы замерли. Хижняк зажал раненому рот ладонью. Всем было понятно, если немец их обнаружит, то останется только три выхода: сдаться, бежать, оставив раненых, или умереть. Оказать достойный отпор многочисленному вооруженному до зубов противнику, почти не имея боеприпаса, не было возможности.

Выручил Бондаренко. Ящерицей он пополз в сторону от кустов, и, когда немец был рядом с «лежкой» отряда, раздался стон. Но теперь он происходил не от раненого, а от Бондаренко, который успел отползти на добрую дюжину метров и спрятаться за деревом. Немец выстрелил на звук. Стон повторился, но уже в стороне от дерева и теперь был больше похож на уханье филина. Немец замер. Уханье повторилось. Автоматчик повернулся к кустам. «Неужели все-таки заметил?» – промелькнула в голове Скоморохова мысль. Не заметил. Немец расстегнул ширинку галифе, справил малую нужду и быстро вернулся на дорогу. Когда она опустела, к отряду вернулся живой и невредимый Бондаренко. Капитан Хижняк встретил его объятиями.

– Молодец, красноармеец! Всех нас спас. Тебе бы сейчас благодарность перед строем объявить, но не до этого, пока немца нет, надо срочно перейти дорогу.

Проселок миновали без происшествий, шли лесом, затем до вечера отлеживались в подсолнухах недалеко от небольшой украинской деревушки. Ночью разжились у селян скудной пищей, двинулись дальше. Ближе к утру наткнулись на десяток красноармейцев из восьмого стрелкового корпуса, части которого участвовали в обороне Перемышля. От них узнали, что дивизия вместе с другими частями Красной армии отступила в сторону Винницы.

И снова отряд двинулся на восток. Шли медленно, быстрому продвижению мешали раненые бойцы, проливные дожди и немцы. Иногда приходилось сутками ждать возможности незамеченными идти дальше. Надеялись, что Красная армия остановила врага, а может, и перешла в наступление, что скоро они соединятся с одной из её частей, но война вместе с Красной армией отступала всё дальше вглубь страны. Скоморохов потерял счёт времени, по его прикидкам, они шли около месяца, а значит, было уже начало августа. В воспаленном усталом мозгу билась только одна мысль – выйти из окружения, чтобы поскорее закончился этот изнуряющий путь. В лишениях день уходил за днем, уходили боевые товарищи – погибали в скоротечных схватках с противником, умирали от ран, терялись в ночи во время переходов, а отряд упрямо продолжал идти на восток. Шел мимо сожжённых селений, разбомбленной техники, брошенных позиций Красной армии. Шел по занятой врагом территории. И дошёл…

Пробивались с боем, ночью, в непогоду. Немцы не ожидали нападения сзади, и это помогло отряду капитана Хижняка. Однако сам он не выжил. Когда до позиций своих оставались считаные шаги, немцы открыли шквальный пулемётный огонь. Капитан умер на руках Скоморохова в землянке командира батальона, в расположение которого они вышли. Теперь в отряде из старших командиров оставался только Андрей. Он-то и доложил о действиях отряда и передал командиру батальона двух пленных немцев и трофейное оружие.

Командиром батальона оказался среднего роста, лысоватый, с крупной лобастой головой старший лейтенант с большими темно-серыми навыкате глазами, по фамилии Проскурин. На вид ему было около сорока лет. После непродолжительного разбирательства бойцам, всем сорока восьми, кто вышел из окружения вместе со Скомороховым, было приказано оставаться в распоряжении комбата Проскурина. Старший лейтенант был назначен на эту должность тремя днями раньше их встречи, так как остался в батальоне старшим по званию. Прежние командиры погибли в предыдущих кровопролитных боях. От него Скоморохов узнал, что части Красной армии, в расположение которых вышел отряд, сами находились в окружении. В глухом, сипловатом голосе старшего лейтенанта чувствовались нервные нотки.