Михаил Ланцов - Игра за престол

Да, царевич понимал, сейчас по всему миру такой кошмар. И если он подойдет к воинству Русского царства тысяч в десять и более «голов», то увидит нечто аналогичное. Но эти оправдания его вообще ни в коей мере не устраивали и не позволяли смириться с кошмарным зрелищем.

Немного помучив себя босховскими страстями, Дмитрий перешел к более практичной деятельности — нанесению отметок на чертеж Смоленщины, полученный еще в Москве. Но буквально через пару минут плюнул. Этот чертеж, ну то есть карта, совершенно ни к чему не был годен. Кошмарное нарушение пропорций и геометрии объектов. Поэтому он, перевернув пергамент, постарался набросать топографическую схему свинцовым карандашом на глазок. Но не успел. Подняли отряд пятигорцев, который стал угрожать, опасно выдвинувшись к днепровскому льду.

Оценив неблагоприятную обстановку для продолжения рекогносцировки, царевич предпочел отступить. Однако напоследок заметил, что в толпе придворных, окружающих Сигизмунда, мелькали и дамы. Обычное дело. Если бы не одна особа, отжавшая у кого-то зрительную трубу [51] Зрительные трубы начали массово производить в 1620–1630-е годы. До того они были весьма дорогим удовольствием, поэтому были доступны только самой верхушке общества. Так что в ставке весьма влиятельного монарха Сигизмунда таковых было едва ли с десяток. Не у каждого крупного командира. Дмитрий же притащил зрительную трубу с собой из будущего. Она была выполнена под старину, но отличалась совершенно уникальными для XVII века оптическими и механическими качествами, что и неудивительно для «стекла» Zeiss и швейцарского уровня исполнения «подделки». и изучающая его. Это Дмитрия заинтриговало. Женщинам в эти годы мало чего позволяли, и вели они себя соответствующе. А эта — выделялась. Что дразнило его любопытство, заводя и провоцируя. Разглядеть ее толком не удалось, но он постарался запомнить наряд и какие-то приметы. Мало ли? Хотя если она из высшего круга, то нарядов у нее должно быть прилично, и все они такие разные…

Сложил зрительную трубу. Убрал ее в чехол, притороченный к седлу. Надел шлем, что покоился в руках бойца. И повел эту сотню к лагерю. На сегодня рекогносцировка закончилась. Все слишком взбаламутились и спокойно все зарисовать не дадут.

Король Польши проводил тяжелым взглядом отряд этого «единорога» и медленно вернулся в шатер.

— И кто это был? — бросил он раздраженную фразу через плечо своей свите. — Выехавший на вылазку смоленский боярин?

— Сир, — попытался оправдаться Жолкевский.

— Я ХОЧУ ЗНАТЬ, СКОЛЬКО ОН ПРИВЕЛ ВОЙСК! — прорычал Сигизмунд. — Или ты рискнешь предположить, что царевич Дмитрий прибыл всего с сотней поместной конницы? А потом, набравшись наглости, средь бела дня выехал к лагерю и стал что-то помечать на карте?

— Нет, сир, — виновато повесил голову Жолкевский, — не стану.

— Я требую, чтобы ты действовал!

— Да, сир, — покорно кивнул польный коронный гетман.

— Он мне не нравится, — фыркнул в довершение король. — Похож ли он на своего отца?

— Да, сир, — практически хором произнесли несколько престарелых вельмож. — Очень похож! Одно лицо! Да и ростом в Ивана! И лицо с вечно недовольным выражением! — наперебой загомонили те люди, что при жизни встречали Ивана IV Васильевича.

— Хм… И что о нем известно?

— Слухи доходят очень противоречивые, — произнес один из членов свиты, положив начало развернутому, многоголосому докладу. При дворе всегда и все любят, а главное, умеют сплетничать. Кто-то что-то действительно знает, кто-то предполагает, а кто-то и вовсе выдумывает… Но в том и мастерство царедворца, чтобы умудряться вычленять, кто, где, кого, в чем, а главное — зачем обманывает. В любом случае на ближайший вечер двор Сигизмунда оказался полностью увлечен вопросом «черного принца», как его с легкой руки окрестили уже на третьей минуте промывания костей брандспойтом.

25 февраля 1605 года, окрестности Смоленска

Путь отхода сотни Дмитрия был хорошо виден на снегу. Да, тот был неглубокий из-за особенностей зимы. Ветра и редкие, слабые снегопады не сильно способствовали. Но все равно — читался след очень хорошо. Поэтому царевич решил подстраховаться. Конечно, Сигизмунд мог оставить все как есть. Но вдруг тот обидится и решит покарать наглеца? Этим шансом не следовало пренебрегать…

Рота гренадеров сидела в этом лесу вот уже седьмой час. Все замерзли и устали. Тем более что цесаревич запретил жечь костры и велел поменьше шевелиться. Вот они и злились, коченея. Матерились. Куда же без этого? Но тихо, практически шепотом, раздраженно поправляя свои беленые накидки, снова задранные озорным ветерком.

Вдруг эхо донесло топот копыт.

Все резко притихли, начав проверять состояние своих фитилей, подновляя угольки где надо.

Галопом пронесся десяток поместной кавалерии. Они были в передовом охранении.

Тишина стала звенящей.

Бойцы буквально вжались в мерзлую землю и деревья. Кто-то держал в руках мушкетоны, кто-то гранаты [52] Гранаты того времени — чугунные шары с фитилем. Масса 2–3 фунта (0,97–1,36 кг). Начинялись черным порохом. , кто-то ручные мортиры, заряженные по случаю картечью.

Прошло минуты две напряженного ожидания, которое прервал новый топот копыт. Только уже куда более масштабный. Сотня? Две? Три? Гренадеры взволновались. Все-таки их было не так много.

Появились враги. Пятигорцы.

Шли галопом. Явно видели разъезд передового охранения и хотели догнать.

Вот головные всадники поравнялись с первой десяткой. Втянулись. Вот практически достигли последней десятки…

— Бей! — закричал командир роты.

И спустя пару долгих, вязких секунд ударили мушкетоны и ручные мортиры нестройным залпом. И целая туча картечи улетела во врага!

Вой! Крик! Дикое ржание испуганных и раненых коней!

Бах! Бах! Бах!

Начали рвать ручные гранаты под копытами лошадей.

Новая волна паники.

А гранаты все продолжали и продолжали взрываться. Гренадеры метали их по готовности. Достал из подсумка. Зажег фитиль. Бросил. И так по кругу. Как роботы.

Бей!

Вновь закричал командир роты, когда все стрелки-гренадеры успели перезарядить свое оружие. И вновь нестройный залп мушкетонов и ручных мортир обрушил на врага тучу картечи.

На этом, собственно, бой и закончился.

Пятигорцы, не успевшие втянуться на опасный участок дороги, попросту развернулись и решили ретироваться. Рубиться в зимнем лесу верхом — плохая затея. А противник явно там засел. Можно было, конечно, спешиться. Но этим прирожденным кавалеристам такая мысль в голову не пришла. Да и сплошная череда взрывов ручных гранат сильно пугала. Непривычное дело.