Илья Лагутенко - Владивосток-3000

Командир отворачивается, глядя вперед, в мокрую черноту через стекло, и потирает бородку.

— Он нужен нам живым. Такая поставлена задача. Если не уйдет. И если не откажется сдаваться.

— А если откажется? — спрашивает боец в берете.

— Ты же знаешь наши правила. Если враг не сдается, тогда — что?

— Его уничтожают? — спрашивает молодой мичман, стоящий на руле.

Командир чуть усмехается.

— Разумеется, нет, — говорит он. — Если враг не сдается — тогда он гибнет сам в результате несчастного случая. Знаешь, как говорили английские моряки? Невезучий утонет и в чайной чашке.

— Уйдет, — говорит боец в берете, конвульсивно сжимая автомат.

— Спокойно, — отвечает ему командир и снова потирает бородку. — Сейчас запрошу штаб. Не нервничать. Никакой самодеятельности.

Море — с чем можно сравнить ночное штормовое море? Ни с чем, только с ним самим. Подполковник Максимов — небритый, уставший, потемневший лицом — кажется, превратился в своей рубке в памятник. Он все так же сжимает штурвал и смотрит вперед. Красный огонек сигареты тлеет возле губ. Максимов смотрит — но, похоже, ничего не видит впереди. Да там ничего и нет: одни брызги, волны, ветер, ночь.

— Все, — произносит командир «Катрана». — Штаб дает добро.

Боец в берете вопросительно смотрит на командира. Тот веско кивает головой, не произнося больше ни слова.

Стройное тело «Катрана» вздрагивает в огнестрельном оргазме, выпуская одну за другой ракеты. Огненные пятна отрываются от корпуса и уносятся прочь, в темноту. Возбужденный боец в берете тоже вздрагивает с каждым пуском, как будто ракеты исторгаются прямо из него. В этот момент он завидует ракетам.

А Каплей в это время просыпается вдруг у себя дома. Дергается, вскакивает, мотает головой от беспричинной тревоги, хватается за стучащие виски. Потом немного успокаивается, ложится и пытается опять уснуть.

— Он подает сигнал бедствия, — говорит командиру один из офицеров, находящихся в рубке «Катрана».

— Идем на сближение, — приказывает командир. — Приготовить спасательные средства. И личное оружие на всякий случай тоже.

— Он исчез с наших экранов, — снова докладывает офицер, поворачивая голову от приборов, на которые только что смотрел.

— Что? Как исчез? Быстро… — командир внимательно разглядывает фосфоресцирующие экраны. — Ушел, как топор. Хорошо стреляем, блин. Вот и вся любовь…

— Товарищ командир, он успел спастись? — спрашивает мичман-рулевой.

— Навряд ли… Даже если и успел — сколько он здесь продержится? Вода теплая, но — шторм. Мы его, конечно, поищем. Но я по опыту говорю: шансов почти нет… Иголку в стоге сена найти куда проще. Давай, это, по квадратам. И вызови морской спасатель, — бросает командир офицеру, докладывавшему о сигнале бедствия.

То ли это снова сон, то ли видение, но Пришелец вдруг оказывается в ночной тайге. Возможно, это окрестности Пидана, а может быть, и Шаморы. Темнота вокруг и яркое желтоватое пятно в центре. Это горит чей-то костер. Влад выходит из тайги и медленно идет к огню, осторожно раздвигая руками свисающие справа и слева лианы. У костра, сложенного по-удэгейски (два бревна лежат друг параллельно другу, из-за чего ровно горят до самого утра), сидят двое. Один — европеец. Второй — туземного вида, похож на тунгуса или нанайца, пожилой, невысокий, коренастый, в чем-то неопределенного покроя и цвета. Он курит трубку. К дереву прислонены два антикварных ствола — русская трехлинейная винтовка Мосина образца 1891 года и какая-то старинная берданка. Европеец поворачивает лицо к свету, и мы узнаем в нем Григория Щедрина, командира подводной лодки С-56. Только теперь он моложе и на нем нет парадной адмиральской формы, а есть трехцветный камуфляж, какой когда-то ввели в моду «афганцы» и «чеченцы», а сейчас носят рыбаки, охотники и охранники.

— Здравствуй, человек, — произносит европеец. — Мы тебя ждали. Я — капитан Арсеньев. Это — Дерсу, мой проводник. Без проводника в этих краях никак. Не поймешь ничего. У тебя есть проводник? Я знаю, что есть. Иначе ты не нашел бы нас. Дерсу, расскажи ему.

— Какой злой люди, — Дерсу кивает куда-то назад.

— Кто? — не понимает Пришелец.

— Ветер, — объясняет Дерсу. — Ветер лучше слушай — это люди, море — люди, железная дорога — тоже люди. Видишь огонь? — Дерсу пошевелил пламя прутиком, и Влад увидел, как из огненных языков на миг возник четкий силуэт тигра. — Это тоже люди. Сильный люди, опасный люди. Амба рождается из пламени, и пламя рождается от амбы. Этот огонь не должен гаснуть. Иначе не станет тайги. А не станет тайги — не станет люди.

— Это вечный огонь, — добавляет капитан Арсеньев.

— Я видел такой у мемориала «Боевая слава ТОФ»… — вспоминает Влад.

— Да, это тот же самый огонь. Только наш — действительно вечный, а ваш… Вам надо следить за ним, за вашим военно-морским огнем. Чтобы он не гас. Погаснет — и все. Не будет больше ни флота, ни тигров. Ничего не будет. И никого.

— Я не знал, что этот огонь связан с тиграми, — удивленно произносит Влад.

— Все связано со всем, парень. Это наш общий огонь. Если он погаснет — не станет ни нас, ни вас, ни тигров, ни кораблей… Да мы не так сильно и различаемся между собой, как это кажется. Мы — хранители огня. Но и ты тоже — хранитель, знай это.

— Что я должен делать?

— Поддерживать огонь. Хотя бы поддерживать. Хотя бы не дать ему погаснуть.

— Огонь — сын солнца. А солнце — самый главный люди, — добавляет Дерсу. — Солнца не будет — все остальное тоже пропадай есть.

— И вы — люди? — спрашивает Влад.

— Мы — верхние люди, редкие люди. Мы присматриваем за этой землей. Это — редкая земля, такой больше нигде нет. Ты правильно сделал, что пришел к нам. Хочешь уехать отсюда? Говори честно.

— Я хочу остаться здесь, но сначала привезти сюда мою девушку…

— Наташу? — спрашивает Арсеньев. — Это если Дерсу разрешит. А, Дерсу?

— Добрый люди, — отвечает Дерсу, дымя трубкой. Непонятно, к чему это относится. Может быть, к содержимому его трубки. — Добрый люди, капитан.

Вдруг Дерсу настораживается и поворачивает голову в сторону тайги. Несколько секунд проходит в молчании. Потом Дерсу быстрым движением протягивает руку к своей берданке и стреляет в темноту — почти не целясь и даже не прикладывая ружье к плечу.

— Кто там? — испуганно спрашивает Влад.

— Хунхузы, — коротко объясняет Дерсу и снова прислоняет берданку к дереву. Затягивается трубкой и говорит Владу: — Теперь ты можешь спрашивать.

— Мне, то есть нам, будет позволено вернуться сюда, во Владивосток-3000?

Дерсу молчит.

Арсеньев говорит:

— Как ты вернешься, если отсюда нельзя уехать? Мы все когда-то возвращаемся в свой вечный Владивосток-3000.