Леонид Уманский - Ловушка времени

Я бы не сказал, что принесенное им было похоже на одежду, скорее это напоминало занавески.

Кравченко велел мне раздеться и разделся сам. Затем он взял в руки кусок белой материи и разложил его на полу – получилась просторная ночная рубашка.

– Это называется хитон. Надевается на голое тело. Попробуйте, это несложно.

Я надел белую рубашку, которая доходила мне до колен, и стал похож на душевнобольного, этакого обитателя чеховской палаты номер шесть.

– Теперь наденьте вот это.

Кравченко протянул мне другую ночную рубашку, но гораздо более свободную, пошитую из грубой ткани синего цвета.

– А это что? – спросил я, пытаясь понять, что с этой штукой делать.

– Это называется туника, она носится сверху. Надевайте, не бойтесь.

Я надел тунику, которая доходила мне почти до щиколоток, и сразу запутался в многочисленных складках.

– Как видите, – объяснил Кравченко, – это одежда свободного покроя. Она просто незаменима в жарком климате, хотя и от холода тоже спасает.

– Теперь надевайте пояс, – Кравченко вытащил из сумки широкую двухслойную полосу материи.

Я повязал пояс и почувствовал себя гораздо удобнее.

– Подоткните хитон и тунику под пояс, – объяснил Кравченко, – обратите внимание, что пояс сшит из двух кусков ткани, поэтому его можно использовать как большой карман. Сверху наденьте мантию. Это самая верхняя одежда, если так можно выразиться.

Мантия представляла собой огромный квадратный кусок ткани с двумя складками и дырками для рук. Кравченко показал, как нужно заворачиваться в мантию. Я посмотрел на себя в зеркало и усмехнулся. Вид был вполне экзотический.

– Подождите, – прервал мой восторг Кравченко, – мы еще не закончили. Вы забыли надеть головной убор.

Он протянул мне кусок ткани и показал, как укрепить его на голове. Получилось нечто вроде современной арабской куфии.

– Ну, теперь все? – нетерпеливо спросил я.

– Почти.

Кравченко достал из сумки сандалии.

– А это зачем?

– Как зачем, – удивился Владимир, – это очень важно. Вы должны научиться в них ходить.

Я надел сандалии, на редкость примитивные: просто кусок подошвы, из которого торчали ремни.

– Где вы только достали такую обувь? – проворчал я. – В жизни не носил ничего подобного.

– Купил в арабской лавке в Лоде.

– Что вы там делали? – пропыхтел я, пытаясь справиться с нехитрой конструкцией.

– Как что? Обследовал местность, конечно.

Наконец, я обмотал вокруг голени ремни сандалий и подошел к зеркалу.

– Вот теперь все, – удовлетворенно кивнул Кравченко. – Я бы советовал вам каждый вечер надевать этот костюм и сандалии и ходить в таком виде дома.

На высоком и худом Кравченко одежда сидела великолепно. Я тоже худощавый, но ниже ростом, поэтому костюм с многочисленными складками смотрелся на мне немного по-бабьи.

Владимир, моментально почувствовавший мое разочарование, попытался меня успокоить. Он покрутил меня перед зеркалом, немного присборил сзади ткань и сказал, что мой костюм надо просто немного ушить, и портной это сделает в самое ближайшее время.

В то время как я вышагивал по комнате в костюме жителя Древней Иудеи, дверь внезапно отворилась, и в квартиру вбежал мой племянник Шурик со своей собакой, огромным бассетом Артабаном, который тут же начал обнюхивать нас с Кравченко и громко приветственно повизгивать.

Бассет – удивительная порода. Обладая добродушным характером и забавной внешностью, эта собака страдает фантастическим упрямством. Кроме того, бассет – очень крупная собака, отвратительно пахнет, постоянно пускает слюни и периодически пачкает ими мебель и одежду окружающих.

На мой взгляд, все это делает бассета совершенно непригодным для совместного проживания в одной квартире с человеком, но у моей сестры на этот счет было иное мнение.

– Дядя Миша, что это с тобой? – ухмыльнулся Шурик, увидев нас с Кравченко в странной одежде.

– Шурик, во-первых, здороваться надо, когда куда-то приходишь, во-вторых, сколько раз я тебя просил стучаться перед тем, как войдешь. Чему тебя только родители учат? – возмутился я.

– Так у тебя же не заперто! – недоуменно воскликнул мой племянник.

– Ну вот и объясняй что-либо после этого израильской молодежи, – пожаловался я Кравченко.

– Нет, а все-таки, дядя Миша, почему вы так странно оделись? – не унимался Шурик.

– К празднику Пурим *готовимся, – быстро нашелся Кравченко. – Неплохие костюмы, правда?

– Да, ничего, – согласился Шурик и многозначительно засопел, – только до Пурима еще далеко.

В это время послышался звон разбитой посуды.

Я обернулся и увидел, что Артабан роется мордой в тарелках, оставленных на столе, – поедает остатки печенья и торта. Одна из тарелок, естественно, соскользнула на пол. Я схватил собаку за шиворот и оттащил от стола. Артабан посмотрел на меня с ненавистью и шумно встряхнулся, разбрызгивая по комнате слюни.

– Черт бы побрал твоего Артабана! – разозлился я. – Представь себе, что было бы, если бы он разбил мою любимую кружку. Зачем ты его вообще притащил?

– Просто с ним надо было погулять, а мама попросила занести тебе пирог, который она только что испекла.

– А пирог, наверное, съел Артабан? – усмехнулся Кравченко.

– Нет, пирог здесь.

Шурик протянул мне небольшой сверток.

– А кто дал собаке такое экзотическое имя – Артабан? Кстати, ты знаешь, что оно означает? – Кравченко почувствовал себя в своей стихии.

– Знаю. – Шурик потрепал Артабана по слюнявой морде. – Был такой парфянский царь, мне папа рассказывал.

– У тебя папа не историк случайно? – поинтересовался Кравченко.

– Нет, он – врач.

– Что же вы, Миша, не сказали, что у вас родственник – врач, когда мы обсуждали эту тему с Тали? – удивился Кравченко.

– Он врач не того профиля, который нам нужен, – пояснил я, – он психиатр.

– А-а-а, – протянул Кравченко, – к нему нам действительно пока рано.

– А какой врач вам нужен, гинеколог? – глаза Шурика озорно заблестели.

– Я вот сейчас позвоню матери и расскажу ей про твои шутки, – пригрозил я.

– Дядя Миша, скажи, а куда лучше всего после армии поехать, – спросил Шурик, меняя тему, – на Дальний Восток или в Южную Америку?

– Поезжай лучше в Трапезунд, – внезапно предложил я.

– А где это?

– В Понтийском Царстве.

– Или можно отправиться в Древнюю Иудею, – подхватил Кравченко.

Мой племянник расценил его слова как не очень удачную шутку и молча направился к выходу.

Уже у самой двери он повернулся и обиженным голосом спросил:

– Дядя Миша, скажи, что такое пилотка?

– А ты сам как думаешь? – ответил я вопросом на вопрос, подозревая подвох.

– Вчера один мой друг сдавал в армии тест, и там был такой вопрос, а к нему несколько ответов, и я выбрал – жена летчика. Так он до сих пор смеется.