Леонид Уманский - Ловушка времени

Это было настолько неожиданно, что мы с Кравченко, не сговариваясь, захохотали. На парня жалко было смотреть, поэтому мы тут же стали извиняться и объяснили, что пилотка – это военный головной убор.

Хорошо, что у моего племянника легкий характер – не очень-то приятно, когда двое взрослых так откровенно над тобой смеются.

– Ну, ладно, я пошел, – Шурик потянул за поводок, – Артабан, ко мне.

Они ушли, но в комнате еще долго стоял запах, оставленный тезкой парфянского царя.

На следующий день мы с Кравченко отправились в местное отделение минздрава, чтобы сделать прививки, необходимые для поездки в страны третьего мира.

В приемной мы сразу почувствовали себя неловко – вокруг была одна молодежь. Казалось, что люди старше двадцати вообще не ездят по таким маршрутам. Большинство молодых людей выглядели очень экзотично: длинные волосы, покрашенные в необычные цвета, потертая или даже порванная в некоторых местах одежда и серьги в разных частях лица.

Одна девушка с гордостью показывала подруге металлическую шпильку, вшитую в язык, а та, явно с завистью и восхищением, ее рассматривала.

Даже всегда уверенный в себе Кравченко растерялся в такой компании.

Вскоре нас пригласили в зал, где мы прослушали лекцию о правилах поведения в развивающихся странах, а потом послали делать прививки от тифа, желтой лихорадки, столбняка и гепатита.

Кравченко особенно волновался по поводу малярии. Оказалось, что для профилактики малярии нужно раз в неделю принимать специальные таблетки. Правда, эти таблетки сами могли привести к неприятным осложнениям, таким как боли в животе, тошнота, чувство тревоги или даже депрессия.

Услышав это, я решил, что ни за что не стану их принимать, но нам доходчиво объяснили, что вероятность получить осложнения от лечения гораздо ниже, чем вероятность умереть от малярии.

Прививки оказались довольно болезненными, кроме того, у меня на следующий день началось сильное недомогание, даже поднялась температура, а плечо, в которое сделали укол, вообще болело целую неделю.

Неумолимо приближался день нашего путешествия. Все приготовления были закончены. Мы с Кравченко пешком прошли весь путь от института Вейцмана в Реховоте, где находился хроноскоп, до Лода. Идти приходилось не всегда прямо из-за скоростных шоссейных дорог, пересекавших местность, но все равно через два с половиной часа мы подошли к Лоду. Вскоре нам предстояло повторить этот путь, но уже в Древней Иудее.

Наш хроноскоп успешно прошел все испытания. Дольше откладывать было нельзя.

В то время я находился в каком-то лихорадочном состоянии, так меня захватили подготовка к путешествию и последние испытания хроноскопа. Но за несколько дней до отправки я вдруг подумал, что никто из моих родственников и знакомых не знает о моих планах. Разумеется, я не собирался никому рассказывать о том, куда я отправляюсь, но предупредить их о моем отсутствии было необходимо.

А когда я вспомнил, что на мне теперь висит забота о Клаве и Тоне, мне стало совсем не по себе.

Чем больше я размышлял о своих обязательствах перед окружающими, тем тоскливее становилось у меня на душе. Раньше я не задумывался или не хотел задумываться над тем, что могу не вернуться из этого путешествия, и никто никогда не узнает, что со мной случилось и где я...

В тот же день я отправился к нотариусу и написал завещание, в котором все свое имущество оставлял сестре Ольге, причем я подчеркнул, что речь идет не только о моей смерти, но и об отсутствии на протяжении года или более. Я попросил нотариуса послать это завещание Ольге по почте, если через месяц я не приду к нему и не отменю свое распоряжение.

Нотариус, составляя необычный документ, и бровью не повел. Видно, у него такая профессия – ничему не удивляться.

Вечером я позвонил сестре и долго выслушивал, какой Шурик гениальный ребенок, а Боря – муж Ольги – напротив, идиот. Если бы не важный разговор, я бы обязательно напомнил Ольге, что этот идиот Боря пашет как проклятый, чтобы обеспечить ей такую жизнь, при которой она может сидеть дома и не работать.

Наконец, улучив момент, я сказал:

– Ольга, мне скоро нужно будет уехать по делам.

– Куда?

– В Японию, – почему-то выпалил я, очевидно, в расчете на то, что она не сможет потребовать, чтобы я ей оттуда звонил.

– Куда-куда?!

– Прекрати кудахтать, я же сказал, в Японию.

– А что ты там забыл, и какие у тебя могут быть дела в Японии?

– Мне нужно туда поехать по работе, – объяснил я.

– Что-то тебя раньше не только в Японию, но и в Эйлат *было не вытащить, – докапывалась Ольга.

– Оля, я еду на симпозиум с докладом, по поводу окончания нашей работы.

– Ой, Миша, что-то ты темнишь. Скажи честно, ты с кем-то познакомился и едешь в романтическое путешествие?

– Оль, ты, по-моему, просто помешалась на сексе, – со злостью упрекнул я. – Короче говоря, мне нужно, чтобы кто-нибудь взял на себя заботу о моих, вернее, о твоих рыбках. Только не говори, что ты не можешь, в конце концов, это ты мне их навязала.

Тут Ольга полностью переключилась на то, какой я неблагодарный человек, потому что не ценю заботу ближнего о моем душевном здоровье. Я дал ей немного поговорить, а потом сказал, что мне звонят по мобильному, и я не могу с ней больше разговаривать, напомнив, что она должна подумать насчет рыбок.

Через полчаса Ольга перезвонила и объявила, что будет сама приходить ко мне и кормить рыбок в мое отсутствие.

В день путешествия я вышел из дома рано и встретил соседку Женю, приятную, скромную женщину, которая тут же начала рассказывать об успехах своего сына Патрика, а по-нашему Пети, в учебе.

Дело в том, что год назад я согласился позаниматься с этим оболтусом по математике, с которой у парня были такие проблемы, что ему грозил перевод в другую школу. Через год он заметно подтянулся, и мать решила, что у него способности к точным наукам.

Я слушал вполуха ее восторги по поводу успехов сына, мысли мои были уже далеко отсюда. В какой-то момент мне даже захотелось сказать, чтобы она прекратила приставать ко мне с ерундой в то время, как я занимаюсь судьбой еврейского народа.

Конечно, я сдержался, похвалил Патрика, сделал комплимент Жене – хорошая женщина, и есть за что ее уважать. Муж умер рано, она одна растит сына, много работает и при этом никому не завидует и не обижается на судьбу. В наше время редкий по душевным качествам человек.

Когда я вошел в лабораторию, Кравченко и Тали уже ждали меня. Они громко и возбужденно разговаривали и неестественно смеялись.

Именно в тот момент я впервые осознал, что сейчас должно произойти. Внезапно мне все это показалось страшной авантюрой. Я отчетливо понял, что собираюсь совершить что-то немыслимое и непонятно зачем рискую собственной жизнью.