Леонид Уманский - Ловушка времени

– Изя, ты не в Одессе, а в Тель-Авиве, не отвечай вопросом на вопрос.

– Понимаешь, Оля, правильного ответа вообще не существует, каждый отвечает в меру своих интеллектуальных способностей. Обычно человек с нормальным интеллектом говорит, что отличие в том, что птица живая, а самолет неживой, но в принципе возможны варианты.

– А я иногда задаю пациентам такой вопрос, – подхватил Борис. – Если курица живет пять лет, то сколько лет живет полкурицы?

Снова раздался смех.

– Ну, это уже вопрос для особо одаренных, – понимающе подмигнул ему Изя.

– И что же они отвечают? – заинтересовалась Вика, подруга Ольги, одинокая женщина, которую моя сестра безуспешно пыталась мне сосватать.

– Один парень думал, думал и говорит: «Один год», – продолжал Борис. – Я удивился: «Почему один?». Парень с сомнением отвечает: «Полкурицы очень слабы, могут быстро умереть».

Снова раздался гомерический хохот.

– Скажите, а у вас есть вопросы для нормальных, или только для умственно отсталых? – спросила Ольга.

– Оля, нормальные к нам не попадают, – усмехнулся Борис.

– Да я понимаю, – воскликнула Ольга, – если кто-то к вам попал, то, значит, сразу дураком стал, а если не сразу, то скоро станет.

Все засмеялись.

– А вот, пожалуйста, вопрос для нормальных, – снова заговорил Изя. – Попрошу присутствующих внимательно подумать и не спешить с ответом. Итак, на ветке в ряд сидели десять птиц. Охотник выстрелил дробью и убил сразу четыре птицы. Вопрос: сколько птиц осталось сидеть на ветке?

Возникла пауза, все думали.

– Ну? – поторопил Изя.– Не слышу ответа.

– Ты, наверное, ждешь, что все скажут: шесть, – настороженно сказала Ольга.

Все опять засмеялись. В это время зазвонил мой мобильный телефон, вернее, не зазвонил, потому что звонка в таком шуме я не услышал, а завибрировал в кармане.

– Слушаю, – ответил я, выбегая в другую комнату.

– Михаил? – Несмотря на шум, я сразу узнал голос Кравченко.

– Здравствуй, Володя.

– Я не вовремя? Впрочем, не буду отвлекать тебя надолго. Нам надо бы встретиться. Завтра вечером ты можешь?

Мы договорились встретиться в обычном месте, в кафе на набережной, под портретом Рабина.

Глава 2,

в которой Кравченко предлагает новый план

Я пришел в кафе и как всегда заказал хумус с фалафелем и бутылку «Карлсберга». Посетителей было мало, и хозяин Моше сел за мой столик и завел привычный разговор о политике.

– Вот ты – ученый человек, объясни, пожалуйста, ну что у них там, в ООН, других проблем нет, кроме как забор между нами и палестинцами обсуждать? Чуть что в Израиле происходит, сразу весь мир об этом говорить начинает, и сразу нас все осуждают. Непонятно мне это.

– Не любят евреев, Моше, вот тебе и причина, – сказал я, чтобы поддержать разговор.

– А я так понимаю, – Моше бросил взгляд на портрет Рабина, словно обращался к нему за поддержкой, – если кто-то кого-то не любит, он о нем ни знать, ни слышать не хочет. Вон у меня шурин, от жены ушел, говорит, что не любит ее больше, так он ни слышать, ни говорить о ней не хочет. А жена его, наоборот, звонит все время ему, родственникам, требует, чтобы он вернулся, в суд на него уже подала, говорит, что любит его очень. Может быть, так и с евреями? Весь мир, наоборот, нас сильно любит?

– Ты, Моше, – просто философ, – засмеялся я, – не пойму, кто из нас ученый человек, ты или я.

– О, вижу, вы тут международное положение обсуждаете. Выездная сессия Совета Безопасности ООН? – Кравченко всегда имел привычку появляться неожиданно. Он совсем не изменился – все такой же сухощавый, подтянутый и аккуратный.

– Ну, ты же знаешь, в Израиле все разбираются в политике, жизнь заставляет, – улыбнулся я, приглашая его к своему столику.

Моше вернулся к делам, и мы с Кравченко остались вдвоем.

– Я уже думал, что ты совсем пропал, и я больше тебя не увижу, а уж Тали просто вся испереживалась, – начал я разговор.

– Я был очень занят, кроме того, я много размышлял и пришел к кое-каким выводам.

– Понимаю, ты говоришь о моральной стороне нашего путешествия, – я решил проявить проницательность.

– Что? При чем тут моральная сторона? – удивился Кравченко.

– Ну, помнишь, мы спорили о том, имеет ли право человек из нашего времени возвращаться в прошлое и производить там действия, которые могут изменить будущее, – объяснил я.

– Ты знаешь, именно об этом я и думал, только моральная сторона этого вопроса меня как-то мало волновала.

– Да что ты? Странно, – я укоризненно покачал головой.

– А почему я должен думать о морали? Я же не собираюсь там никого убивать или использовать ситуацию в корыстных целях. Заметь, у нас с тобой даже мысли не возникало о том, чтобы использовать хроноскоп для путешествий в прошлое с целью личного обогащения, хотя это можно сделать без труда, – обиженно посмотрел на меня Кравченко.

– Ну, раз ты об этом говоришь, значит, такая мысль у тебя возникала, – заметил я.

– Ладно, Михаил, не придирайся к словам, давай поговорим о серьезных вещах. Я действительно долго не звонил, потому что был занят. Во-первых, я еще раз изучал обстановку в Иудее, сложившуюся во время жизни Иисуса, во-вторых, я много думал о технической стороне нашего второго путешествия.

– И к какому выводу ты пришел?

– Давай рассуждать вместе, – предложил Кравченко. – Второе путешествие качественно отличается от первого. Цель второго путешествия – уже не разведка и наблюдение, его цель – активное воздействие. Отправляясь во второе путешествие, мы заранее знаем, что будем стремиться изменить историю. Удастся нам это сделать или нет – это уже дело другое, но мы должны исходить из того, что шанс на это у нас будет. А если так, то давай рассмотрим ситуацию, при которой наше воздействие будет удачным, и цель нашего проекта будет достигнута. Итак, представь себе, что нам удалось предотвратить казнь Иисуса. Не знаю, какие средства для этого потребуются, не об этом сейчас речь, важно, что удалось. Как ты понимаешь, казнь Иисуса – это событие вселенского значения, которое оказало влияние на всю мировую историю. И вот это событие не происходит. К чему это может привести? Мне кажется, что вся мировая история пойдет другим путем, во всяком случае, мы должны учитывать такой вариант.

– Подожди, я что-то тебя не пойму, – перебил я ход его рассуждений, – ведь ты же с самого начала на это и рассчитывал. Ты и затеял все именно для того, чтобы мировая история пошла по-другому.

– Совершенно верно, – согласился со мной Кравченко, – но я думал об этом лишь теоретически, а после нашего возвращения задумался над тем, как это будет происходить практически. Допустим, мы добиваемся своего. Казнь Иисуса не состоялась, этого события просто не произошло, и, следовательно, оно никак не повлияло на мировую историю. Это привело к тому, что христианство не возникло в то время или не возникло вовсе. Ты хоть понимаешь, что это за собой повлечет?