Михаил Королюк - Спасти СССР. Манифестация

Она распахнула веки и сжалась в комок. Мне словно полоснуло по сердцу ножом: я　увидел в ее глазах даже не страх - ужас. Во мне заполыхал, испепеляя все сомнения, гнев.

«Нет, - скрипнул зубами, - не перестарался я вчера, наоборот. Ох, как же ему повезло…»

Я присел на краешек кровати и постарался улыбнуться:

- С добрым утром, сестренка.

Она прерывисто вздохнула, обегая комнату быстрым взглядом, и　расслабилась. Накрыла своей ладонью мою, и　ответная улыбка осветила ее лицо.

- С добрым утром… - И, поколебавшись миг, добавила с ноткой неуверенности в голосе: - Андрюша.

Я моргнул, принимая.

- С родителями все в порядке, - доложил, нехотя убрав руку с ее теплого плеча, - дождался вчера, объяснил. Все правильно поняли и приняли. Так что не волнуйся. Конечно, интерес к тебе будет, особенно от мамы. Воспринимай его легко, как естественный. Не напрягайся, хорошо?

Уголки ее губ дрогнули и опять поползли вверх:

- Это же не самое страшное, да?

- Верно, - хмыкнул я, вставая, - тогда, коль тебя этим не запугать, иди мойся, и　будем завтракать. Родители как раз кухню освободят - им на работу раньше выходить.

За дверью, изнывая от нетерпения, вилась мама, для виду перебирая что-то на полках платяного шкафа. Я　остановился и с молчаливым осуждением покачал головой.

- Ой, да ладно, не съем же я ее, - едва слышным шепотом попыталась успокоить она меня в ответ. - Вот, лицевое подобрала.

Я почувствовал, как за моей спиной бесшумно отворилась дверь, и　шагнул вбок. Мама торопливо улыбнулась.

- Доброе утро. - Мелкая замерла на пороге, зябко кутаясь в мой длинный махровый халат. В　глазах ее застыла легкая опаска, словно она ступила на тонкий неизведанный ледок, но жила там и надежда, чуть наивная, но оттого и трогательная.

«Вера в свет за поворотом, - мелькнуло у меня понимание, мелькнуло и сменилось удивлением: - Как она смогла ее пронести?»

- Доброе, - эхом откликнулась мама, прижимая к груди цветастое полотенце. Пару секунд они рассматривали друг друга. Потом на мамином лице мелькнуло не то чтобы одобрение, а, скорее, некоторое облегчение, и　она затараторила: - Вот, возьми себе для лица. А　щетку зубную я сегодня заскочу куплю. Ты что больше хочешь на завтрак: творог со сметаной или яичницу с макаронами и колбасой?

Взгляд Мелкой тем временем соскользнул с мамы на наглаженную школьную форму за ее спиной. Лицо девушки закаменело.

- Мама утром погладила, - негромко пояснил я, поняв.

Мелкая вдруг опустила голову и чуть слышно хлюпнула носом. Мама замолкла на полуслове и почему-то посмотрела на меня виновато.

- Спасибо, - пробормотала Мелкая, подняв на маму влажно поблескивающие глаза, - извините… Просто я отвыкла, что обо мне кто-то заботится…

Мама беззвучно дернула губами, потом шагнула вперед и приобняла Мелкую.

- Ничего-ничего, - мягко зажурчал ее голос, - все будет хорошо. Сейчас примешь душ, согреешься, чайку сладкого… Но вообще, - она задумчиво отстранилась, - лучше всего греет понимание того, что ты кому-то нужен…

Мы на секунду зацепились с Мелкой взглядами.

- Спасибо, - сказала та окрепшим голосом.

- Ну… иди в ванную, - посторонилась мама, пропуская.

Постояла в тихой задумчивости, глядя на притворившуюся дверь, потом обернулась ко мне:

- Ладно… Пообедаете тогда в столовой. И　смотри: не вздумай ее обидеть!

- Какой я грозный, подумать только, - усмехнулся я с облегчением. - То Зиночка просит Кузю не обижать, то ты - Мелкую.

- Мелкую? - В　глазах у мамы вспыхнул новый интерес. - Вот как…

Я молча двинулся на кухню. Спину мне грел заинтригованный мамин взгляд.

- Уцелел? - уточнил, ухмыляясь, папа и пожаловался, понизив голос до трагического полушепота: - Она же ночью вся извертелась, спать не давала.

- Брр… Нет, точно - вам надо было двух или трех.

- Я все слышу! - донеслось звонко из коридора.

Папа заканчивал завертывать стопку бутербродов в кальку.

- Будь осторожен, - сказал негромко, не поднимая взгляда от стола, - забота привязывает.

- В курсе, - буркнул я, проходя к плите.

- Ну и хорошо, - легко согласился он, - кто предупрежден, тот вооружен. Денег точно хватает?

Я молча махнул кистью над теменем.

- Славно. - Папа задумчиво помолчал, глядя куда-то вбок, потом добавил: - Ну, не буду советами давить. Ты, похоже, мальчик уже взрослый… Сам давай.

- Вот за это - спасибо, - искренне обрадовался я.

- Понимаю, - усмехнулся папа и двинулся в прихожую. - Мать, ты там долго копаться будешь? Опоздаем.

Я развернул одеяло, заботливо обернутое вокруг сковороды. Поднял горячую крышку - под ней обнаружились макароны и полоски колбасы, залитые взбитыми яйцами.

«Да, - подумал я, прислушиваясь к легкому шуму, что производили в прихожей одевающиеся родители. - Повезло мне, повезло. Только этого мало».

Тот же день, чуть позже

Ленинград, Измайловский проспект

- Ваню-то? Сейчас… - проскрипел в трубке знакомый уже голос соседки Гагарина.

Я протер затуманившееся от моего дыхания стекло и подмигнул Мелкой, что сторожила наши портфели в паре метров от таксофона. Ее лицо озарила ответная улыбка, ясная и светлая - так могут улыбаться только дети, еще не стесняющиеся движений своей чистой души.

В телефонной трубке, что холодила мое ухо, царило молчание, лишь изредка прерываемое далекими, словно идущими из космоса, шорохами и тресками. Я　стоял, улыбался сквозь мокрое стекло той же дурацкой открытой улыбкой и пытался понять, отчего мне сейчас так хорошо в этой промерзшей и прокуренной будке?

Нет, понятно, что мы любим тех, кому бескорыстно помогли, и　часто сильнее, чем они нас. Но явно было что-то сверх того, и хотелось понять - что.

«Зримость, - предположил я, перекладывая увесистую черную трубку к другому уху, - не почти абстрактные, загоризонтные для меня неторопливые движения геополитических плит, а　зримый, осязаемый прямо сейчас мой личный результат. И　хоть траектория дрейфа тех самых плит от этого не изменится, все равно это очень правильный, греющий сердце поворот Истории».

На этом я с удовлетворением подвел черту: рыть дальше и глубже могло оказаться себе дороже - мало ли что еще там накопаю в себе? Пусть она будет солнечным зайчиком, что удерживает меня на свету. Слишком часто мне приходится балансировать на грани и порой соскальзывать в кровь и грязь. Пусть будет якорем.

Только бы не утопить ее вместе с собой…

Приложил ладонь к опять запотевшему стеклу. Отнял - осталась пятерня, по размеру уже почти взрослая. Снаружи на отпечаток тут же легла, примериваясь, девичья кисть. Мелкая изобразила на лице гримаску шутливого огорчения - ее ладошка была явно меньше.

Я вывел поверх ее ладошки сердечко, а　потом, одумавшись, быстро его смахнул. Но ей того хватило - рука отдернулась, а　улыбка стала чуть смущенной. Потом она негромко засмеялась - то ли над собой, то ли надо мной. Или, может быть, над нами вместе… Смех ее сразу сделал случившееся простым и естественным: ну пошутили школьники, бывает.