Михаил Королюк - Спасти СССР. Манифестация

Вот как мне в предстоящем разговоре изображать, что я не в курсе событий прошлого? Как не сфальшивить перед профессионалом? А　ведь возможно, совсем не случайно Жозефина Ивановна пыталась отгородиться от внучки: то вполне могло быть не безразличие к ней, а, напротив, защита.

«Да и то не так важно. - Я　опять обнаружил себя у плаката с надписью „Пахтакор“ и　недовольно поморщился: - Ох, лажаю! Все время ведь лажаю!»

Непокорное тело подростка постоянно отмачивало фортели, и　поступки на интуитивном ощущении грани между правильным и неправильным раз за разом опережали мысли. Я　просто не успевал опереться на свой опыт: решения выскакивали как чертики из коробочки - быстрее, чем соображал подумать; лишь потом, рефлексируя, я догадывался, что мог бы поступить мудрее.

Меня все время несло, часто совсем по-детски, несло и заносило. Удивительно, что не опрокинуло еще в тех заносах…

Я опять взглянул на часы: плюс двадцать пять минут к времени «Ч».

«Как жрать-то хочется… Я　же ради этой встречи пропустил обед. Удивительная непунктуальность для человека такой выучки. Изучает меня со стороны? Очень может быть».

Я покосился в сторону лотка с самсой, а потом ноги опять поднесли меня к «Пахтакору», словно желая еще раз напомнить о предстоящей трагедии.

«Да помню я, помню, - отмахнулся я мысленно, - легко. Самолеты в тот раз не разошлись в облаке всего на двадцать миллисекунд: один звонок о заложенной в багаже бомбе решит вопрос. Все бы вопросы так легко решались…»

- Андрей? Соколов? - раздалось из-за спины.

Я медленно повернулся.

Еще в Ленинграде, готовясь к поездке, я　был готов увидеть сейчас перед собой невысокую бабушку с усталыми глазами. Она должна была быть одета скромно и старомодно и держать в морщинистых руках потертую сумку; вариантов с бабищей, толстой и громкоголосой, или же с бабкой, болтливой и неопрятной, я　почему-то даже не рассматривал. Иногда я допускал, что Жозефина Ивановна может оказаться старухой, мощной, костлявой, с　былой властностью в глазах - этакой седовласой ведьмой.

Вот к чему я не успел подготовиться - так это к даме в возрасте золотой осени, прекрасно держащей спину, уверенной в себе и несуетной.

Пару секунд мы разглядывали друг друга. Холодок в ее глазах осадил меня, стирая набежавшую было вежливую улыбку. Я　чуть склонил голову:

- Это я. Жозефина Ивановна?

- Это я, - сухо повторила она и замолчала.

На миг я растерялся: вовсе не так представлялась мне эта встреча.

«А с другой стороны, - подумалось мне, - не бросилась на грудь - и не надо. Жила Мелкая без нее эти годы - проживет и дальше».

Я неторопливо извлек из внутреннего кармана конверт и, протянув Жозефине Ивановне, пояснил:

- Здесь письмо от Томы, обратный адрес, если что, и несколько ее фотографий из последних.

Тонкая кисть приняла конверт и пару раз в нерешительности взмахнула им в воздухе, словно решая, выкинуть прямо здесь или донести все же до мусорного ведра дома. Потом как бы нехотя Жозефина Ивановна извлекла фотокарточки, а　само письмо небрежно сунула в карман плаща.

- Симпатичная получилась, как подросла… - протянула разглядывая.

Я заглянул в снимок: на нем Мелкая, шутя, отмахивалась контурной картой от пристающего Паштета, глаза ее победно блестели.

- Да, она такая, - подтвердил с невольной улыбкой.

Жозефина Ивановна искоса мазнула по мне внимательным взглядом и добавила с каким-то сожалением:

- На мать похожа…

Я промолчал.

Женщина быстро, нигде не задерживаясь, просмотрела снимки, потом знакомо задрала подбородок и спросила:

- Как у нее… вообще? Есть какие-нибудь проблемы? Что-нибудь надо? - Глаза ее чуть сощурились.

Я колебался лишь миг:

- Нет, - сказал решительно, - у нее все хорошо, ничего не надо.

- Что-нибудь еще? - уточнила Жозефина Ивановна светским тоном и убрала фотографии к письму.

- Все, - пожал я плечами, - если что, я　в гостинице «Москва» еще три дня буду ночевать. Приятно было познакомиться.

Я успел сделать лишь два шага к лотку с самсой, как мне в спину полетело:

- Андрей, подожди.

Обернулся с недоумением на лице.

- Подожди, - повторила она и прикусила уголок губы.

Улыбка опять самовольно выползла на мое лицо:

- Томка так же делает.

Женщина вопросительно округлила аккуратную бровь.

- Она тоже губы вот так прикусывает, когда пыхтит над сложной задачкой, - пояснил я.

Жозефина Ивановна на миг замерла, а　потом порывисто кивнула сама себе, словно придя к какому-то решению, и　двинулась в том же направлении, что и я.

- Пошли, - приказала, проходя мимо, - посидим в одном месте, поговорим.

Я с сожалением посмотрел на самсу.

- Там и поедим, - добавила она не оборачиваясь.

«Глаза у нее, что ли, на затылке?» - подивился я, догнав и пристроившись сбоку.

Мы прошли мимо рынка, улица начала сужаться.

- Сюда. - Жозефина Ивановна коротко глянула на меня и свернула под арку в узкий и темный проход.

Мы углубилась в дебри старой махалли. Город здесь был словно вывернут наизнанку: по обе стороны тесных улочек тянулись переходящие друг в друга глухие задние стены из облупившегося сырца и самана; фасады домов смотрели в закрытые от посторонних взглядов внутренние дворики.

Иногда переулочки вдруг сбегали в одно место, постройки чуть расступались, и　случались небольшие площади. На них появлялась коммунальная жизнь: сидя на стульчиках, играли в нарды степенные седобородые бабаи, рядом гоняла мяч крикливая смуглая ребятня, а　за углом девчонки чертили классики прямо по земле.

Это был настоящий лабиринт. Очень быстро я совершенно потерял ориентацию в этой мешанине извилистых переулков, проходов и нешироких арыков, однако Жозефина Ивановна шла очень уверенно.

Потом мы в очередной раз прошмыгнули в какой-то проход и оказались на площади с неработающим фонтаном. За ним стояла старая квартальная мечеть с облупившимися изразцами. Правее обнаружилась одноэтажная замызганная ошхана с потертыми топчанами вдоль стены и густой чинарой у входа.

Жозефина Ивановна взмахнула на ходу рукой:

- Знай: здесь делают лучший в городе плов. Надеюсь, что-то для нас еще осталось.

Я с недоумением взглянул на часы:

- Так трех еще нет.

- Э-э-э… - качнула Жозефина Ивановна головой, - плов делают с утра и к обеду обычно весь съедают. Это если хороший плов. А　Абдулла плохого делать не умеет. Подожди, сейчас узнаю.

Мы зашли внутрь, и　она что-то громко сказала по-местному. Из подсобки торопливо выскочил низенький пузатый узбек. На затылке его каким-то чудом держалась сдвинутая чуть набекрень маленькая тюбетейка, похожая на пиалу. Увидев мою спутницу, он радостно заулыбался и, прижав руку к сердцу, что-то быстро затараторил.