Михаил Королюк - Спасти СССР. Манифестация

А Картер, скорее всего, на прямой вопрос ответит, что да, мол, «привержен политике снижения уровня международной напряженности», но все это будет впустую - потому что там, за спиной президента США и часто независимо от него, уже проворачиваются и сдвигаются какие-то не до конца понятные Генеральному детали привода политического механизма противника. Куда там подаренному Никсоном автомобилю…

И значит, на старости лет - война. И　проиграть ее непозволительно. Только побеждать, чего бы это ни стоило.

А что в этой нынешней войне стало бы Победой? Где тот Рейхстаг, в　который втыкать знамя?

Просто устоять? Уже немало, конечно, но… Хотелось большего.

Разгрести бы накопившиеся завалы да вывести Содружество на чистую воду. А　там и на покой можно будет - хоть так, хоть этак. И　уже станет не страшно…

Леонид Ильич вдруг почувствовал, что ему полегчало. Был то свежий ветер в лицо или просто он наконец утвердился в решении? Не суть важно. Да и хватит убегать, так войны не выиграть.

Он повернулся к вестовому, и　голос его вдруг окреп:

- Возвращаемся, дела не ждут. Времени мало осталось.

1　мая 1978　года, понедельник, утро

Ленинград, 1-я Красноармейская

Опять Первомай…

За долгие годы этот день потерял заложенный в него изначальный смысл, и　для многих вытаскивание себя поутру из уютной квартиры стало обязаловкой.

Но на улице - ярко-ало, громко, весело. Медь оркестров, милиция в парадной форме, беззаботный смех. Стоит только немного пройтись - и вот уже втянуло тебя в какую-то разновидность бразильского карнавала, втянуло и завертело, и　хочется теперь гулять еще и еще, да не одному, а　с закадычными друзьями и подругами; потом домой, к　застолью - пельмешкам, пирогам и граненым рюмочкам. И　как-то сами собой разглаживаются смурные морщинки на лбу, тянет рот улыбка от уха до уха и мир вокруг мил забавными праздничными приметами.

Опять Первомай…

Уже второй. И　круг замкнулся.

- Да, везет мне на Том, - вырвалось из меня негромко и мечтательно.

Моментально вспомнив и поняв, вспыхнула белозубой улыбкой Мелкая, а　с другой стороны покрепче прижалась Томка.

- Желание загадывай! - закричал с азартом Паштет.

- А и загадаю, - засмеялся я, притянул Томок к себе и зажмурился.

Девчонки замерли, и я быстро-быстро перебрал желания:

«Нет… Нет… Не то… О! О-о-о… Чтобы не пришлось делать между вами выбор!»

Распахнул веки. Две пары глаз смотрели на меня от плеч серьезно и с вопросом.

- Все, - выдохнул я, - загадал. Все будет хорошо.

Очень хотелось чмокнуть в такие близкие носики, но я сдержался, а потом и вовсе через силу, с　сожалением, выпустил девчонок из объятий.

Мелкая тут же надежно притерлась обратно к моему правому плечу. Рядышком с ней, словно тут и была, встала только что подошедшая Кузя. Она была чем-то довольна и время от времени щурилась, точно сытая кошка.

Томка, с　вызовом вздернув голову, стояла слева от меня. Сегодня она впервые принародно держала меня под руку, и　поэтому лицо ее время от времени вспыхивало, а　голос звенел.

Волнуется. Зря, конечно. Лишь самые недогадливые в школе не знают, что мы пара, да и то лишь потому, что вопрос этот им неинтересен.

Я огляделся: проспект, вся проезжая его часть, был занят людьми. Они сбивались в кружки по симпатиям и интересам, и　наш среди них был самым большим. Нас держало общее дело.

Вечером мы уходили в первую поисковую экспедицию. Пройдем демонстрацию, покружим по праздничному городу, потом по домам - поужинать да попрощаться - и на ночной поезд: до Старой Руссы. Уже через сутки будем в поле лагерь ставить.

Я еще раз вгляделся в лица своих ребят и девчат. Все ли понимают, что именно нас там ждет?

Ох, вряд ли… Веселье, азарт, жажда порезвиться на свободе. Пожалуй, лишь Кузя посерьезней, но оно и понятно - поработай-ка санитаркой на хирургии. Эх, ей бы стержень Паштета, да на комиссара. Но нет - поздно, поздно, наверное, я　за нее взялся. А　потому надо срочно взращивать Пашку: без надежного второго номера это дело не проживет.

- Стройся… стройся… на линейку… - пробежало волной от головы районной колонны, и　народ вокруг бестолково засуетился.

Все, кроме наших. Они просто ждали, глядя на меня.

Я повертел головой. Ага!

- Вдоль дома, - махнул рукой на близкие казармы Измайловского полка, указывая линию построения, - в　четыре ряда.

Постепенно вокруг нас начало выкристаллизовываться какое-то подобие порядка.

- Фланги, внимание, - рявкнула в невесть откуда взявшийся мегафон Тыблоко, - десятый «А» - правое плечо вперед, восьмой «Б» - левое. Шаго-ом… Арш!

Выстроились.

Директриса, склонив лобастую голову, выслушала какое-то негромкое наставление от подошедшего дяди Вадима, понятливо кивнула и опять поднесла рупор ко рту.

- Товарищи! Друзья! Сегодня у нас двойное событие! - Тыблоко с полоборота вошла в митинговый раж, и　слова летели из нее легко: - Мы отмечаем шествием наш великий праздник - День международной солидарности трудящихся! Мы единимся сегодня с трудящимися всего мира в один братский союз для борьбы против всякого угнетения, за коммунистическое устройство общества, за мир во всем мире и счастье народов!

- Ух, словно сутки репетировала, - усмехнулся стоящий за моей спиной Сема.

Зиночка дернулась было его вразумить, но я опередил:

- Не, - чуть развернулся я к нему, - рецепт другой: надо что-то чувствовать и не стесняться это выплеснуть.

Он как-то обреченно промолчал, глядя на закрытую чебуречную через дорогу.

- Ты же тогда почувствовал что-то? Мм, Виктор?

Сема буркнул, едва заметно дернув рукой:

- Лучше бы и не чувствовал.

Я окинул его насмешливым взглядом:

- Ты как боишься чего-то хорошего в себе.

- …Провожаем сегодня в поисковую экспедицию наш отряд! - Тыблоко наставила мегафон прямо на меня и добавила громкости. - Лучшие из лучших! На правое дело! Мы гордимся!..

Я повернулся к ней лицом.

- Что ж она так громко гордится-то? - съязвил, оставляя за собой последнее слово, Сема.

- …Командир нашего отряда - Андрей Соколов! Андрей, выходи. - И　Тыблоко командно прихлопнула свободной рукой по бедру.

Я подошел, и　она порывисто, еще не отойдя от речи, сунула мне в руки мегафон.

- Выступи. Вот сюда жать.

- Татьяна Анатольевна, - чуть наклоняясь, негромко обратился я к ней, - какой у вас породы собачка-то дома?

Дядя Вадим, прислушивающийся к нам, громко фыркнул в кулак и одобрительно заулыбался. А вот стоящий за ним знакомый инструктор райкома злобно подвигал челюстью и окинул меня откровенно нелюбезным взглядом - видимо, вспомнил нашу прошлогоднюю стычку. Чернобурка, что разместилась чуть позади начальствующей группы, только завела глаза к небу и тяжело вздохнула.