Валерий Красников - Кроманьонец

Вспомнилось, как называли в будущем реку, что нам предстояло еще найти. Ее называли то ли Зала, то ли Драва и именно по ней мы, как я думаю, доплывем до Альп. Плыть через озеро к другому берегу я не рискнул. По моим прикидкам до него было километров восемь, может, десять. Свернул налево и правил вдоль берега, поглядывая, куда можно причалить.

Плыли часа два, солнце уже спряталось за лесом на другом берегу, но было еще светло. Вода в озере позеленела, и все чаще стали встречаться заросли камыша. Я правил совсем рядом с ними, надеясь обнаружить проход к берегу. Наконец, камыш закончился, и я увидел базальтовые скалы на берегу, а между ними удобный проход к лесу. Там мы и вытащили лодку на берег.

Утаре пошла за хворостом, а я стал выгружать наши вещи. Прошло где-то полчаса, а любимой все нет. Вроде и волчицы спокойно себя ведут…

— Утаре! — заорал я.

В ответ, тишина, только рыба плеснулась неподалеку.

Схватив колчан и лук, едва сдержав себя, чтобы не побежать, пока не разберусь, что на самом деле произошло, пошел в лес.

За скалами росли величественные ели, земля под ними была усыпана мелкими иголками и шишками, какая-то тонкая трава, пробилась через этот покров и стелилась сверху. Небольшие сухие веточки там попадались. Вряд ли Утаре стала бы их подбирать.

Осмотревшись, пошел прямо от базальтовых исполинов. Метров через пятьдесят появились сосны и одинокие березки. Поглядывая на волчиц, кружащих вокруг, я шел дальше, пока не набрел на небольшую полянку. Там увидел несколько крупных сухих веток, лежащих вместе. Должно быть, их притащила сюда любимая.

Под ногами хрустели сухие иголки и я, стараясь двигаться как можно тише, вглядывался в землю, пытаясь в надвигающихся сумерках увидеть хоть какие-нибудь следы. Мне показалось, что слева потянуло запахом дыма, пота и еще чем-то странным, неприятным. Свернув туда, вскоре обнаружил разворошенный покров, местами там оголилась песчаная почва, на росшей кустом мушмуле, заметил недавно обломанную веточку. Сердце забилось сильнее, выдернув из колчана стрелу, приладил ее к тетиве и пошел быстрее, прерывисто вдыхая носом, пытался еще раз уловить запах человека.

Следы на земле стали попадаться все чаще и чаще. То кто-то за ветку зацепился и она, отодвинув покров хвои, обнажила песчаную полоску, то неловко ногой уперся, оставив в мягком грунте характерное углубление. Они привели меня к зарослям непролазных кустов.

Стена замшелого терновника тянулась далеко. Прошел вначале к воде, метров двадцать. Ничего, никаких следов не обнаружил. Вернулся и, всматриваясь в поросшие зелено-голубым мхом веточки, медленно двигался дальше, вдоль кустов. Наконец, у едва заметного прохода, заметил на колючих ветках клочки бурой шерсти. Присел пониже, там веток было меньше, и полез по тропке, через кусты. Вынырнул из них прямо к овражку у сосны-исполина. Ее вековые корни под комлем обнажились, и было очевидным, что спускаясь в балку, за них держались похитители Утаре: черная дорожка следов змейкой шла вниз от дерева, будто скользил, кто и разворошил хвою.

Спустился по следам и побежал по хорошо различимой тропе. Вдруг, запахи чужаков усилились, в метрах ста от меня захлопали крылышками кем-то потревоженные пташки. Едва заметив смутные фигуры людей, поднимающихся из оврага, я остановился и замер, услышал, как гулко стучит в груди сердце. Они тоже остановились, наверное, заметив волчиц. Те, обогнав меня, не издавая ни звука, уже неслись к чужакам. Душераздирающий крик, визг, вопль, полный боли и отчаяния заставил меня побежать за ними. Что происходило на склоне, я уже в сгустившихся сумерках разобрать не мог. Заметил темный силуэт человека, карабкающегося из оврага наверх, где было еще чуть светлее. Почти не целясь, выстрелил в него из лука. Чужак выпрямился, взмахнул руками, словно пытался поймать равновесие и упал на спину, покатившись к рычащему темному пятну на фоне мрачных деревьев. Стоны оттуда уже стихли.

Поднимался я уже не спеша. Увидел, что кто-то извивается на земле, словно гусеница в муравейнике и понемногу сползает вниз. Не сомневался, что это связанная по рукам и ногам Утаре пытается отползти подальше от трупов чужаков. Волчицы поскуливая, сопровождали ее спуск. Тонкое деревце попалась на ее пути и Утаре остановилась. Я был уже рядом.

Распутал узлы кожаного ремешка на ее ногах, потом, на руках, закрученных за спину. Освободившись от пут, любимая сама вынула изо рта кляп и тут же на четвереньках полезла к чужакам, извергая проклятия, о существовании которых в этом мире я узнал впервые. Самым невинным из них было что-то вроде – «будете заниматься сексом с козами».

«Неужели такая мерзость и им известна?! Земледельцам?..» – подумал тогда.

Утаре пинала чужаков, пока я не остановил ее, обняв сзади за плечи. Повернувшись ко мне лицом, она заплакала. Всхлипывала недолго. Стоило мне сказать, что скоро совсем стемнеет и, что пора нам вернуться, тут же успокоилась.

Проверить вещи чужаков и осмотреться вокруг я решил завтра. Все равно сейчас ничего разглядеть не получится. На пути к лодке Утаре рассказала, как все произошло. Я оказался прав в своих наблюдениях. Не обнаружив валежника в ельнике, она дошла к соснам и стала собирать там сухие ветки. Услышала в лесу плач ребенка и, ясное дело, пошла на него. Должно быть, кто-то из чужаков обладал талантом в совершенстве имитировать разные звуки.

Я спросил ее:

— Тебе было страшно?

— Я знала, что ты придешь за мной, — призналась она, схватившись обеими руками за мое предплечье.

Проснулся я рано, было еще темно. Низкие облака проносились над головой, то и дело, затемняя Луну. Спал плохо: с вечера над озером поднялся ветер; вода шумела и лес скрипел. Под меховым плащом и с Утаре под боком было тепло, выбраться, чтобы подбросить в огонь деревяшки или перебраться за скалы не хотелось, хоть мысли такие время от времени появлялись.

Разбудив любимую, мы погрузили в лодку вещи и спрятали ее в зарослях тростника. После, пошли посмотреть на вчерашних похитителей. Пока дошли к оврагу, где я догнал чужаков, начался рассвет. Верхушки сосен заголубились, потом покраснели, внизу, под кронами деревьев, стало быстро светлеть.

Спустившись в овраг, я попросил Утаре остаться там, объяснил, что ей не стоит смотреть на то, что осталось от чужаков. Сам тогда еще не понимая, насколько оказался прав. Зрелище растерзанных волками пришельцев впечатлило даже меня. Наверное, еще местные хищники ночью постарались обезобразить тела чужаков. Моя стрела попала одному их них в спину и вышла из груди. Его тело за ночь почти не пострадало, только глаза…

Одеты они были так, как и мои соплеменники, когда я впервые увидел их. В сумках чужаков я нашел кремневые ножи, скребки, проколки и высушенные сухожилия. Неподалеку от места бойни валялось копье. С поясов похитителей я снял два топора. Оттащив их подальше от тропы, позвал Утаре.