Валерий Красников - Кроманьонец

— Ты с духами говоришь, не мы! — нашелся с ответом Той.

— Что, по-вашему, мне теперь делать?

— Идти нужно к «людям». Говорить… — ответил вожак.

Пошли в поселок земледельцев всем племенем. Только Утаре осталась с волчицами в поселке Рыб.

Навстречу нам вышли мужчины «людей» во главе с Сангом. Все они держали в руках копья. Мы, увидев в их руках оружие, остановились. Чужаки тоже не стали приближаться. К нам подошел Санг и спросил:

— Той, зачем ты напугал наших женщин?

Вожак Рыб протянул ему стрелу и ответил:

— Твой охотник хотел смерти нашего шамана. Мы пришли, чтобы ты узнал…

Санг стрелу взял, внимательно осмотрел и кивнул.

— Наша стрела. А где сам Пар сейчас? Что вы хотите?

— Он с духами. А хотим мы, чтобы вражды между Рыбами и Людьми не было.

Ни один мускул не дрогнул на лице вождя Людей. Он пошел к своим так ничего и не ответив Тою.

Мне показалось, что сейчас они набросятся на нас, и я был готов сражаться с ними, проклиная себя за неосмотрительность. Но все случилось по-другому, совсем не так, как я себе представлял тогда.

Оказывается, в этом племени важные вопросы решали женщины. Санг ушел, чтобы позвать их.

Вскоре оба племени стояли друг против друга. Вперед вышла Бохирад и громко прокричала:

— Верните нам Пара!

Какое-то время ушло, чтобы притащить его труп. Увидев его, женщины «людей» заголосили, стали рвать на себе волосы и раздирать ногтями лица. Бохирад, растрепав на голове рыжие космы, совсем ополоумела. Потребовала, чтобы мои соплеменники убили волков, а потом отдали и меня на суд «людей».

До этого Рыбы стояли молча, только хмурились. Услышав требование старшей Людей, загомонили. Нет, они не обсуждали ее требование, мои соплеменники сочли его неприемлемым. Той вышел вперед и подбоченясь, заявил:

— Волки защищали того, кто о них заботится. Пар стрелял в Лоло! Не станем их убивать!

Отдать меня на суд в чужое племя соплеменники и вовсе себе не представляли возможным.

Наверное, Бохирад раньше никто не отказывал. Щеки широкого круглого лица пошли пятнами, глаза превратились в щелки, но глупой она не была, сообразила, что еще можно потребовать от Рыб в такой ситуации.

— Пусть он уйдет! Тогда мы забудем…

Кто знает, чем бы все это закончилось. Но в тот момент Той обернулся и посмотрел на меня, а я кивнул ему, мол, соглашайся.

— Хорошо, — ответил наш вожак…

На рассвете, когда было еще мглисто, а в соседнем лесу грозно откликалось эхо уханья филинов, я и Утаре, нагруженные тюками пошли к реке. Холодом веяло от болота, но подумывая о предстоящем путешествии под палящим солнцем, я старался дышать глубже, запомнить запахи места, ставшего за эти годы родным. Вроде еще с вечера простились с соплеменниками, но будто карауля нас всю ночь, они, услышав шаги, вышли из своих чумов, чтобы проводить.

У реки стало еще свежее, зябко от росы, берег покрывал молочно-серый туман. В нем вербы и ивы казались большими и темными, стояли как будто на горе. Я закрыл глаза, опустил голову и шел, угадывая дорогу по шагам Утаре. Короткие, яркие воспоминания о временах прожитых тут вдруг вспыхивали и угасали. Остановился, открыл глаза. Обнял по очереди мужчин, женщин и детей. Приложил палец к губам, когда Лило что-то начала шептать и сказал им:

— Я еще вернусь! Уходите…

Они побрели к стойбищу, и мне подумалось, что соплеменникам сейчас тяжелее, чем мне. Положил свои тюки в лодку, потом забрал вещи у любимой. Столкнул долбленку в воду и помог Утаре пробраться к носу. Когда волчицы устроились на тюках, залез на корму сам. Оттолкнулся веслом от берега и стал править к средине реки.

Куда плыть решил еще вчера. Если я оказался на территории Венгрии, то наш поселок стоял где-то в центре страны, может, чуть ближе к ее северной части. Рыбы пришли с запада. Где-то там раскинулось озеро Балатон, а еще западнее – Хевиз, которое соплеменники называли Теплым. Это самое большое в Европе термальное озеро. Даже зимой температура в нем не опускалась ниже двадцати четырех градусов. В будущем там построили много курортов и лечебниц, и мне довелось побывать в этом сказочном месте. К этим озерам можно доплыть, если свернуть направо в первый приток, что должен вскоре оказаться на нашем пути, а дальше по другой реке, название которой я позабыл, мы сможем доплыть к восточным Альпам, где с древности был известен меднорудный промысел, пришедший в упадок к первому веку до новой эры. Если древние смогли там добывать медь, то почему бы и мне не попытаться найти ее? Так я рассуждал, когда определялся с маршрутом путешествия. Если этот вопрос рассматривать с точки зрения будущего, то там, в современной Венгрии, действующие медные рудники известны мне в Прикарпатье. Увы, чтобы добраться туда пришлось бы сотню километров пройти пешком.

Соплеменники согласились отдать нам самую большую лодку. Я был благодарен им, но понимал, что нагрузить много вещей в нее все равно не получится. Узкая, сантиметров семьдесят шириной и в длину около трех метров, она никак не походила на корабль для длительных путешествий. Поэтому список вещей, которые я собирался взять в дорогу составлял тщательно. Решил, что в первую очередь нужно брать то, на изготовление чего обычно тратилось уйма времени: одежду, инструменты и оружие. Из посуды взяли всего пару горшков. И то, один из них я наполнил кусочками воска, второй – мелкими наконечниками для стрел и пластинами из обсидиана. Разбирая вещи, наткнулся на приданое Утаре. Тюк с тех пор, как она вошла в мое жилище, так и лежал перевязанный кожаным ремешком. Может, в этом мне повезло. Увесистый мешок был замотан в одежду любимой. Развязал горловину и увидел маленькие пшеничные зернышки. Было там килограмм пять. Кто-то решил бы, что это мало, но я был счастлив.

Плыли мы не быстро, любуясь кувшинками, желтыми и белыми, тальником на берегу и ивовыми рощами, обходили камышовые островки и пробирались мимо зарослей осоки там, где быстрина била из глубины, ворошила листья и тягуче тянула под черную воду стебли речных цветов.

Солнце палило нещадно. На небе ни облачка. Мы сняли одежду, и дрожь от ветерка радостью разбудило все тело. Время от времени я смачивал лицо и оплескивал водой грудь и плечи.

Сухо трещали стрекозы, зудели шмели в траве под ольховыми кустами. Сверкающим роем кружились на воде паучки вокруг склоненных течением тростинок. Я смотрел на задремавшую Утаре, и в душе просыпалась радость: «Все позади. Жалеть не о чем!» Чувство свободы освежало, как освежает дождь, дурманило, манило ожиданием чего-то нового, еще неизведанного.

Остановки наши были недолгими, только чтобы размяться. Вот и вход в приток показался, весь заросший камышом. Вошли в него, и мне пришлось взяться за весло. Устал, увы, быстрее, чем ожидал. Пристал у размытых, обнажившихся из-под глинистого берега, корней вяза. Рассеивался по воде ветер сумрачной рябью. Река в этот предвечерний час притихла среди потемневших кустов, чуть розовела от неба, а на повороте, вдали, казалось, текла из заката.