Владимир Поселягин - Братишка

Мама давно сшила мне для охоты белый маскхалат, на рынке я купил широкие охотничьи лыжи и большие охотничьи санки. В последний выход на охоту брал их: к поясу сзади привязал и тянул за собой. У меня была палатка, та самая, трофейная с бронетранспортёра, её возьму, шерстяное одеяло, подарки отцу, несколько грампластинок, думаю, пригодятся, посуду и продовольствие. Миски для лаек не забыть, они все со мной пойдут. Если не заночую в деревне, с ними и в лесу не пропаду, даже при тех морозах, что сейчас стояли.

О том, что я решил смотаться к отцу, в доме никто не знал. Конечно, не сообщить о своих планах я не мог. Не думаю, что меня попытаются удержать, несмотря на то что уже стемнело и морозит, и если я говорю, что дойду, значит, дойду, смог я за этот год составить о себе мнение человека слова.

Ещё одна причина отправиться на передовую к отцу, была конечно же в баркасе. Из имущества Бирюкова мы с дедом изучили лодочный сарай. Сарай как сарай, высокий, обычная на вид деревянная, крепко сбитая коробка. Мы туда нашу лодочку поставили на зимовку. А баркас в него не уместился, поэтому остался на нашем частном пляже под склоном. Проблема с мотором всё так же стоит, вот я и решил, если представится возможность, на передовой его позаимствовать. Если сам не найду, обращусь к командиру дивизии, где служит отец. Есть же где-нибудь расстрелянные с воздуха автоколонны, ещё не обобранные. Мне нужен целый двигатель от грузовика, желательно с ЗИСа, причём с документами. Мол, «от командования такой-то дивизии подарок Полякову А. К.». Это чтобы не отобрали ушлые тыловики. Но это всё планы, а на деле посмотрим. Главная моя задача – отпросить отца у командования на побывку домой хотя бы на неделю. На это и буду упирать, когда с мамой разговаривать буду, иначе не отпустит.

Я стал собираться. Из оружия я брал свою излюбленную мелкокалиберную винтовку, запас патронов, который я недавно пополнил – там, куда шкурки сдавал, выделили, – ну и наган с запасом патронов. Ещё пару гранат с леской для растяжек, о ножах и говорить не стоит. Пожалуй, всё? Хотя нет, браунинг Короля возьму, на ноге закреплю. Удобная штука для крайних случаев. Кстати, тот сидор, что в амбаре у соседа участкового прятал, я давно уже перепрятал. Часть оружия здесь, в тайниках, часть в новом доме, где Таня с подружками обосновались.

Дед в соседней комнате возился с печкой, потом ко мне зашёл подтопить, удивлённо разглядывая беспорядок, что я устроил, отбирая нужные вещи.

– Собрался куда? – разобрался он в причине кавардака.

– Да. Пойдём в половину мамы, там всем сразу расскажу.

Что ж, вещи собраны, пора идти. Мама уже пришла, покормила Киру, и мы уселись за стол полдничать. Время пять часов. Я плотно набивал желудок. На мясо и сало налегал. Покормил лаек, налив им тёплую похлебку с накрошенным туда старым хлебом. Теперь самое главное – поговорить со своими. И, приступив к чаю, я сказал:

– Новости есть об отце. Его дивизию под Москву перекинули, не так и далеко, в семидесяти километрах находится. Я решил его проведать. Отправлюсь сейчас с лайками. Маршрут уже выстроил, ночевать буду в деревне, завтра к вечеру буду у отца. Главное, успеть, чтобы их часть снова не отправили куда-нибудь. Если получится, постараюсь уговорить командира дивизии дать отцу отпуск, всё же дом рядом. Надеюсь, не откажет. Это моя основная цель. Выхожу через полчаса, вещи и оружие, свою охотничью винтовку, я приготовил. Это всё, что хотел сказать, вам слово.

Да уж, такого я не ожидал. Конечно, новость о том, что отец где-то рядом, всех воодушевила, обрадовала, и гам поднялся… Ещё и мама завелась, что никуда меня не отпустит, тем более ночью. Пришлось громко хлопнуть ладонью по столешнице.

– Вы не поняли. Я не прошу совета, идти мне или нет, я ухожу, и вы меня не остановите, просто примите это как данность. Я уже обдумал всё и прикинул, есть ли у меня шансы дойти, и по всему – они очень высоки, поэтому я иду. У вас мало времени, приготовьте подарки отцу. Деда, нужен шмат солёного свежего сала, поищи хороший окорок, думаю, отцу он придётся по нраву. Бабуль, собери пару связок сушёных грибов и разных приправ. Остальные пишите письма, передам… Марин, тебе отдельная просьба: сообщи в обе школы, что меня не будет несколько дней. Причину сама придумай. Про болезнь лучше не надо, узнают, что неправда, доверять перестанут. Просто скажи, что на фронт уехал на несколько дней, допустим, с выступлениями. Гитару я брать не буду, думаю, на месте мне её найдут, так что это почти правда, выступать перед фронтовиками точно буду. Просто не отпустят без этого, по своему опыту знаю.

После моего такого спича особых возражений больше не было, и я уже спокойно стал укладываться. Набрал немного продовольствия с собой, дня на три, на себя и псов, дед санки проверил, добротные, крепкие, потом мы во дворе вместе всё на них погрузили, накрыли куском старого брезента и связали верёвкой. Тяжело получилось, но, думаю, дотащу. Оделся я хорошо: утеплённое нижнее белье из рубахи и кальсон, две пары шерстяных носков и валенки, ватные штаны, свитер, телогрейка, бабушкины вязаные перчатки, поверх них меховые рукавицы. Потом – белый маскхалат, сверху белый треух. За спиной сидор. На санках тулуп. Это если замерзать буду или ночевать в лесу. Всяко может быть.

Потом было недолгое прощание, я честно предупредил, что отсутствовать буду минимум три дня, максимум – неделю. В общем, рано пусть не ждут. И, развернувшись, я скрылся в сгустившихся сумерках. Фонарик был, под телогрейкой, чтобы не замёрз, но он мне пока без надобности, это на крайний случай. Лайки, подзываемые свистом, радостно носились вокруг, они ещё не догадывались, какой длинный путь нас ждёт. Ничего, вся четвёрка рядом, никто не отстал, доберёмся. А Шарик остался на цепи у деда с бабушкой во дворе. В новый дом переводить мы его не стали.

Я сразу встал на лыжи и пошёл окраинами Москвы, через районы с частными домами. Везло, удавалось так проходить, что на глаза патрулям не попадался. На выходе из Москвы меня всё же тормознули, обыскивать не стали, посмотрели на винтовку, и я сказал, что состою в охотведомстве и сейчас иду к бабушке в деревню, и меня отпустили. А документов всё равно нет, какие документы в двенадцать лет? Это в четырнадцать при вступлении в комсомол комсомольский билет дают, и для некоторых деревенских он единственный их документ.

Комендантский час начался, когда я уже покинул территорию столицы. Сверяясь с картой, которую купил на рынке – она довольно подробная, хотя и старая, тридцатых годов, – я свернул с дороги на снежную целину и стал напрямую прокладывать дорогу к деревне, изредка поглядывая на компас. Мне нужно пройти пять километров, три из них по полю, а дальше по лесу, а если по дороге, то крюк получается почти в шестнадцать километров. По нетронутому скрипучему снегу ходить умею, и я побежал на лыжах, практически не останавливаясь, изредка переходя на шаг, чтобы перевести дух. Лайки уже не носились вокруг, а шли сзади по моей лыжне, вывалив язык и часто дыша. Притомились. Из-за редких охот они немного разжирели, начали терять форму, но ничего, втянутся, этот поход их встряхнёт.