Владимир Поселягин - Братишка

Поле я прошёл достаточно быстро, оставив в стороне искорёженные остовы двух зениток и сгоревшей машины да присыпанные снегом пустые ящики. Самой батареи здесь уже не было. Я стал углубляться в лес. Пошёл уже тише, сторожась, но достаточно бодро и быстро. Ходить по лесу зимой, да ещё ночью, уметь нужно. Я умею.

Тут сзади зарычала Белка – добычу почуяла. Я остановился.

– Зайца учуяла? Это ты молодец. Вижу-вижу косого.

Сняв с плеча винтовку, я прицелился и выстрелил. Ушастый, что привстал на задних лапах, рассматривая нас, завалился. Надо же, совсем не боится. С той стороны Москвы, где я живу, таких уже не осталось, я подчистил территории, приходилось подальше уходить. Теперь знаю, что здесь неплохие охотничьи угодья.

Псы сразу рванули за добычей, это их работа, а я, присев, отстегнул лыжи и стал готовиться к разделке. Полкилометра всего до опушки леса не дошёл, и уже первая остановка. Когда Волк принёс в зубах добычу, я отблагодарил его и Белку сухариками, которые специально носил в кармане, лайки их любят. Воду для разделки использовал из фляги, она, как и фонарик с револьвером, под телогрейкой была, тёпленькая. Отмытую тушку повесил на одной из воткнутых в снег лыжных палок, и, пока отмывал руки и собирался, она успела промёрзнуть на лёгком ветерке, покрывшись слоем льда. Это хорошо сохранит её. Я убрал тушку в специально подготовленный мешок, который засунул под брезент в санки, и сразу двинул дальше.

Пару раз лайки подавали голос, что что-то чуют, но я больше не останавливался – уже не мог отвлекаться, так как весь резерв времени на того упитанного зайца потратил. Шкурку его предложу кому-нибудь из деревенских в качестве оплаты за ночёвку и чтобы ещё утром супчику сытного сварили мне и собакам. Добыча хороша, не думаю, что кто-то откажет.

Выйдя на опушку, я сразу рассмотрел помигивание свечи в одной из хат, похоже, кто-то не спал. Деревенские псы вскоре начали подавать голос, а уж когда Белку почуяли, устроили гвалт на всю деревню.

Выбравшись на дорогу, накатанную санями, я направился по ней к околице, тут метров двести было. А когда приблизился, неожиданно услышал:

– Стой, кто идёт?! Стой, стрелять буду!

– Я тебе выстрелю промеж глаз, стреляльщик хренов, – возмутился я.

– Так бы и сказал, что свой, – пробурчал часовой. – Это из-за тебя, что ли, столько шума?

– Из-за меня. Псы у меня охотничьи, сучка есть. Вот её и почуяли. Вон как надрываются.

Зимой благодаря снегу всё же светлее, так что я смог рассмотреть молоденького бойца, притопывающего на морозе. Мне его даже жалко стало. Думаю, часовых тут часто меняют, чтобы не помёрзли.

– А сам что так припозднился? Местный? – продолжил расспрашивать солдатик.

– Можно и так сказать, недалеко живу, да вот опоздал с охоты. Тут у кого переночевать можно, я здешних не знаю?

– Ничего себе. А ты не боишься в таком возрасте по ночам по лесу один ходить?

– Ну вообще-то я не один. К тому же я охотник, отец лесником был, обучен. Для меня лес родной что ночью, что днём. Просто далеко ушёл и засветло к своим не успел, решил здесь переночевать.

– Ясно. Наша часть только три избы заняла, вон те крайние, в остальные стучись.

– Ага, ясно, спасибо.

Пройдя по проулку, я выбрал небольшой домик, судя по дымку из трубы, жилой, и стал стучаться в сенные двери. Меня привлекло ещё в этом доме то, что собаки не было, проще будет. Открыла старушка, оказалось, она не спала, бессонница, услышала стук и почти сразу вышла. Договориться о постое труда не составило, причём бабушка предложила ночевать в баньке, топила сегодня, ещё тёплая, выстудиться не успела. Я легко согласился. Отдал ей шкурку и самого зайца, попросив о завтраке для меня и собак, и, раздув угли в печке бани и подкинув нарубленного валежника, который здесь был вместо дров, и устроился на полке. Её длины хватало, чтобы вытянуть ноги. Лайки растянулись на полу внизу. Вот так устроив лежанку, я спокойно уснул, накрывшись полушубком.

Разбудила меня возня в предбаннике и стук в дверь. Хозяйка будила. Утро, светать скоро начнёт, завтрак вот-вот будет готов. Топить печь я не стал, хотя за ночь банька успела остыть, выпустил лаек на улицу и, сделав зарядку, собрался. Завтракал я с хозяйкой, она сварила из зайчатины довольно сытную и вкусную похлёбку, лайки в сенях своими мисками шумели, насыщаясь перед походом. Хлеба не было, и я достал свой, слегка подмороженный. Бабушка разогрела его в печи, и он пошёл у нас только так. И собакам в похлёбки накрошил.

Когда мы уже пили чай – тоже мой, у хозяйки его не было, морковный пила, – я услышал ворчание собак, и чуть позже к нам постучались. Это пришёл немолодой кряжистый сержант, кадровый, это сразу заметно, из стоящей в деревне части. Опросил меня, но я назвался вымышленным именем: пару раз в Москве назывался настоящим, так еле вырываться удавалось, чуть не затискивали, так что я опасался опознаваться. Узнав, что я возвращаюсь в своё село, он спросил, откуда я, и, немного пообщавшись, охотно согласился похлебать хозяйский супчик. За едой объяснил, что в деревне расположен пост воздушного наблюдения: сами работники, включая радиста, и охрана. На этой охране также поиск сбитых немецких лётчиков, о чём сержант говорил с гордостью. На их счету уже двое отловленных. Почему они в лесу сидят, я не совсем понял, но сержант разъяснил. На опушке у деревенской околицы высокая ель, там на верхушке пост наблюдения, где бойцы сидят днём и ночью. Слушают. По телефону прямая связь с избой, где квартируют радист и командир, так что, если что услышат, сразу шёл сигнал дальше. Молодцы, неплохо устроились. Я вышку как-то не приметил, не подумал, что нужно вверх смотреть, а наблюдатель голоса не подавал, не обнаруживал себя.

– Значит, Матвей тебя зовут? – сделав глоток чая, хитро взглянул на меня сержант. – А я ведь тебя сразу узнал по тому фото в газетах, где ты оружие передавал бойцам коммунистического батальона. Хорошее фото, не спутаешь. Чего другим именем назвался-то, и всё же тут чего делаешь?

– К отцу еду, – признался я, – узнал, что их часть сюда перекинули, на московское направление. Нужно успеть, пока их куда в другое место не отправили. Ну а то, что имя другое называю… Слава – такое дело, не всегда помогает. Может задержать в пути.

– Молодец, – серьёзно похвалил сержант. – Достойно сына. Кстати, раз пока время поговорить есть, уточню. А почему твои передачи пропали? Мы все у радио собирались, слушали их, так другое стали передавать.

– Тот «мэтр», которого я неделю назад ославил за отвратительную аранжировку моих песен, нажал на рычаги, ну меня и сняли.

– Вот скот, – ругнулся сержант и, спохватившись, виновато глянул на внимательно слушающую хозяйку: – Как твоя мама исполнила «На безымянной высоте», она у меня сразу стала самой любимой. И не у меня одного, первую версию я действительно сравнивал с исполнением твоей мамы, отвратительно, тут ты прав.