Владимир Поселягин - Братишка

– Как?

– Начну отстрел той троицы музыкантов, если немец опытный, он будет искать и по звуку определит, откуда приблизительно ведётся огонь. В этот раз нас не поддерживают и звуки выстрелов стрельбой не маскируются, быстро засекут. Он выстрелит, должен выстрелить, засеки вспышку. Дальше уже мой выстрел.

– Понял. Готов?

– Готов.

Первый выстрел, и один из немцев скатился в окоп бессознательной тушкой, пока остальные сообразили, что происходит, я снял второго и явно ранил третьего в руку. В это время от щитка с визгом рикошета ушла в небо пуля.

– Засёк?

– Да, этот гад у хвоста разбитого немецкого самолёта устроился. Там вспышка была.

Дождавшись второго рикошета, тот бил в смотровую щель, где торчал ствол моей винтовки, я выкатился из щитка, у меня было время, пока тот выбивал стреляную гильзу, и, прицелившись под хвост сбитого штурмовика, заметив там шевеление, сделал три выстрела.

– Готов, – сообщил Ластин. – Его белая куртка вся в крови, без бинокля даже видно.

– Уходим.

Вскочив, мы рванули в тыл. Вовремя. Нашу лёжку не только снайпер обнаружил, так что там начали рваться мины. Причём преследуя нас, видимо, корректировщик работал. Две так перед нами в тридцати метрах рванули, заставив нас упасть в снег. Вскочив, мы побежали дальше, пока не ушли в низину, потом по кустарнику и добрались до будки.

– Не зацепило? – отдышавшись, спросил я, заметив кровь на лице старшего политрука.

– Нет, только губу разбил, когда в снег упал. Там что-то твёрдое под ним было.

– Бывает. Повезло, считай. Есть хочется, надеюсь, ужин готов.

– Странно, что нас из пулемётов не прочесали, вроде в прямой видимости были, могли дотянуться.

– А та троица и была дежурным расчётом станкового пулемёта, остальные наверняка не успели занять боевые посты, мы уже удрали. А пулемёт я видел. На наш «максим» похож. У меня такой был, коммунистическому батальону подарил. Только тот в ручном исполнении был, а это станковый. Позиция у нас была хороша, надо признать, а вот момент отхода не проработан, поэтому и пришлось так спешно драпать. Это урок. Я, кстати, об этом знал, но, скажем так, прошляпил. В следующий раз позицию не выберем, если не будет хотя бы двух удобных путей отхода.

– Хорошо. Восемнадцать сегодня настреляли, – довольно сказал тот.

– А пулемётчики?

– Я снайпера искал, не видел, убил ты их или нет, подтвердить не могу.

– Вот бюрократ.

– Уж какой есть, – развёл тот руками и принюхался. – А хорошо пахнет.

Мы подошли к нашему лагерю, где батько готовил ужин. Почти закончил, мы вовремя вернулись. Волк подбежал и запрыгал вокруг меня от радости. Стрельбу батько слышал, как и обстрел, так что, пока мы ужинали, любопытничал. Ну а мы спорили, сколько было убитых. Именно сейчас, когда практически стемнело, нас и нашли два бойца из той роты, в тылу которой мы работали. Они нас по дыму от костра обнаружили. Ластин ушёл к ротному. Ему подтверждение нужно было, говорю же – бюрократ, а я занялся винтовкой, хорошенько почистил её. После этого достал трофейную радиостанцию из будки, накинул антенну повыше на ветку высокого тополя и стал крутить ручку настройки, вслушиваясь в шорохи в эфире. Один боец с напарником ушёл, а второй нас охранял, вернее, отслеживал, мало ли что, так что они с батькой, когда я включил сводку новостей, с интересом их прослушали. Потом я стал ловить немецкие переговоры, нашёл одни.

– Есть что интересное? – спросил батько Степан.

Он подтапливал буржуйку в будке, мы скоро дальше поедем, готовил нам спальное место.

Сделав глоток чая, я помотал головой:

– О нас ничего, тыловики треплются. Что, сколько и куда доставят. Видимо, на передовой в основном телефонную связь используют. Разве что корректировщики голос могут подать, но они сейчас молчат.

Когда Ластин вернулся, то был доволен, мне не только снайпера подтвердили, за его карабином, как стемнело, добровольцы сползали, но и пулемётчиков. Двух, третий действительно подранок, слишком шустро спрыгнул, это успели заметить. Эту троицу давно видели, но не стреляли, сами приманку для снайпера делали, на пулемётчиков его вывести хотели, лишь отслеживали, а тут выстрелы, так что свидетели были. Немец по их приманке стрелял, по чучелу, а обнаружить не смогли, это нам вспышку было со стороны видно. Таким образом, сегодня я настрелял двадцать немцев. Счёт шокирующий, это напарник признавал, не у каждого снайпера такой есть. После этого, попрощавшись с бойцом, мы с напарником погрузились в будку, накрылись тулупами и уснули, а батько Степан, устроившись на козлах, повёз нас в тыл по укатанной дороге, по которой припасы доставляют. Его задача отвезти нас за ночь на край обороны дивизии, где стык с другой частью. Следующий день я планировал провести там, надеюсь, слухи о наших методах до тех немцев ещё не дошли. Волк, иногда вскидываясь, спал в ногах, грея их, как буржуйка.

Следующий день прошёл не менее продуктивно. Я использовал разные хитрости и примочки, настреляв тринадцать немцев. По количеству-то меньше, но из них семь были офицерами, на ложные атаки выглядывали, два корректировщика и почти в полном составе экипаж танка. Удалось по счастливой случайности его подловить во время обеда, жаль, пятый танкист успел спрыгнуть в капонир.

Вот на третий день мы работали на другом краю позиции дивизии, тоже на стыке. Нас сюда опять же батько Степан довёз за ночь, пока мы спали. Сам он днём отсыпался. Продолжая использовать разные уловки, мы сняли шестерых офицеров, один был в звании полковника, напарник разобрался в знаках различия. Мне кажется, брехал, слишком далеко, но немцы сами подтвердили, когда я их волну слушал, был убит командир полка. Его вполне официально записали на меня, лично комполка приезжал, благодарил. Он же вчерашний боевой листок подарил, в котором описывались наши с Ластиным действия и сколько немцев было уничтожено. Оказалось, пользуясь моментом, он по телефону связывался со своим коллегой и давал материал для боевого листка. Да-да, коллегой. Выяснилось, Ластин был и военным корреспондентом, ведя полную запись всех наших действий. И когда третий день закончился и батько Степан повёз нас, крепко спавших, в штаб дивизии, на моём счету было пятьдесят три официально подтверждённых и шесть не подтверждённых немцев. Есть чем гордиться. Теперь можно со спокойной совестью возвращаться домой.

Разбудил меня утренний шум снаружи. Я растолкал напарника, и мы, скинув тулупы, выпустили Волка и выбрались на мороз следом. Будка стояла в лесу у землянок, именно сюда перебазировался штаб дивизии за эти три дня. Лошадь распрягли, обиходили, батько за этим строго следил. Неподалёку стоял приставленный к нам часовой. Потянувшись, я осмотрелся и поинтересовался у старшего политрука: