Алексей Переяславцев - Попытка контакта

Реакция свидетелей была одинакова по смыслу, хотя и различалась по форме:

– Никола-угодник, да что ж это было?

– Царица Небесная, чем же такое могло разразиться?

– Иисусе Сладчайший, спаси и помилуй нас, грешных!

– Будто сам Тёмный, не к ночи будь помянут, хватил огнём…

Все прочие мнения печатному изложению не поддавались.

Когда волна, поднятая взрывом, достигла корабля, качнула его и ушла дальше, командир, как и подобает, очнулся первым. Он сразу заметил, что щит почти цел. Для начала, по мнению Семакова, иномирские специалисты должны были дать объяснения. Однако на их лицах было написано столь открытое потрясение и изумление, что сразу стало ясно: объяснения маловероятны. Так и оказалось:

– Владимир Николаевич, чем хотите клянусь: не только не видал ничего похожего, даже не предполагал, что этакое возможно…

– Присоединяюсь к мнению Тифора: и не видывал и не слыхивал, но я всё же только капитан…

– Отдалённо похожее видел. Профес однажды устроил большой взрыв; он сказал, эквивалентный десяти тоннам тротила, но тот был камень-в-камень, огненного шара не появилось. Я и не знал, что возможно такое смешение стихийных…

Никто на Маэре не знал, что мелкодисперсное железо самовозгорается на воздухе. В те времена на Земле это тоже было неизвестно. Наверняка сам Профес был осведомлён об эффекте, но почему-то не довёл его до сведения товарищей.

После третьего выстрела и отсутствия попаданий лейтенант Мешков выразил вслух то, что должен был сказать любой артиллерист:

– Как прикажете производить пристрелку? Ведь я только и видел, что щит целёхонек.

Ответил, как ни странно, Риммер:

– Есть средство, Михаил Григорьевич. Если Тифор Ахмедович сможет устроить, надо бы палить большой гранатой, не запуская малую. Взрываться она не будет, просто упадёт в море. А болванка весом в пятьдесят пять фунтов даст приличный фонтан воды. Думаю, он будет даже повыше самого щита. Вот и средство для пристрелки.

Малах досадливо скривил рот (на очень короткое время). Он и сам было додумался до этой идеи, но моряк его опередил. Командор высказался в другом ключе:

– Жаль только будет больших гранат: их не так много у нас.

– Так ведь, Малах Надирович, всё равно истратим, со взрывом или без. Тифор Ахмедович, так как, пробовать будем?

Почти через четыре часа напряжённой работы наладка совершилась. Порядка ради последнюю гранату истратили уже со взрывом. Многих (Семакова в том числе) очень интересовало, может ли наблюдавшийся огненный шар вызвать пожар, но как раз это выяснить не удалось: щит разметало в такие щепки, что загораться было нечему.

И ещё весь экипаж «Морского дракона» уловил редкие орудийные выстрелы, чуть слышно доносившиеся со стороны Севастополя. Но они прекратились задолго до окончания работ по наладке. Уже потом выяснилось, что это береговые батареи не особо удачно пытались обстрелять три парохода союзников, производивших разведку. Канонада стихла, когда солнце уже клонилось к западу.

– Кроев, доложить о количестве боеприпасов!

Через несколько минут добросовестный боцманмат стоял на вытяжку:

– Ваше благородие, больших только две, а малых так все двести восемьдесят шесть.

Пауза была вызвана не стремлением командира к театральным эффектам. Он и в самом деле думал.

– Собрать щиты!

Команда была привычной, но все же к моменту её выполнения солнце уже готовилось нырнуть в Чёрное море.

Семаков оскалился в уже хорошо знакомой экипажу улыбке:

– Корабль к бою и походу изготовить! Будем догонять тех троих!

Боевой приказ коммодору Филипсу-Райдеру был яснее ясного: довести отряд из трёх пароходофрегатов до Севастополя, произвести разведку, в бой не ввязываться, вернуться в Константинополь и доложить. Выполнение задания не показалось сложным. Береговые батареи, правда, пытались обстрелять корабли союзников, но огромная дистанция позволяла попасть разве что по дикой случайности. Зато пушечные дымы не увидел бы разве что слепой.

Командующего отрядом не смутили даже чуть слышные отзвуки артиллерийской канонады на юго-юго-востоке. Хотя нет, какая там канонада – всего-то четыре выстрела. Он решил, что у русских произошло боестолкновение с турками. Наверняка не с английскими или французскими кораблями, ибо об их местоположении Филипс-Райдер имел самые точные сведения. Ну а турки, по глупости сцепившиеся с русскими, не заслуживали сочувствия и не могли рассчитывать на помощь: боевая задача эскадры этого не предусматривала. Опасность встречи с противником он полагал малой: линейные корабли просто не могли догнать быстроходные пароходофрегаты по причине юго-западного ветра. Правда, русский разведчик вполне способен настичь их, но бой, по мнению командора, был маловероятен. Всё же трое против одного – неприятный расклад для кораблика с одним-единственным орудием. Но на случай потребности в маневрировании Филипс-Райдер поставил менее опытного (по его мнению) француза – это был капитан Леру на «Артемиз» – в конец кильватерной колонны, рассудив, что так у английских кораблей меньше шансов на досадные помехи от действий заведомо неуклюжего союзника.

Капитан Фрэнсис Скотт, командовавший пароходофрегатом «Один», был настроен куда менее благодушно. У него на уме было другое объяснение пушечным выстрелам: русский разведчик вполне мог проводить артиллерийские учения. Вот почему, отправляясь в свою каюту, он приказал вахтенному офицеру немедленно будить себя даже в случае каких-то непонятных неожиданностей, пусть на первый взгляд и не кажущихся опасными.

В наибольшей степени был встревожен капитан Леру. Приказ быть последним в ордере он воспринял как желание подставить «Артемиз» под возможный удар – именно потому, что сведения о высокой скорости русского корабля позволяли легко предположить, что догнать эскадру тот в состоянии. По этой очевидной причине Леру удвоил вахту сигнальщиков. Тем более лунной ночью некоторые шансы заметить противника были, даже если бы он шёл без ходовых огней.

Все трое капитанов не учли неизбежной на море случайности. Мичман Шёберг банально проскочил мимо эскадры противника, не приняв во внимание небольшого ветрового сноса при прокладке курса. В результате ранним утром Семаков получил доклад, что пароходофрегаты не обнаружены. Между тем по подсчётам «Морской дракон» должен был давно обогнать противника.

После коротких раздумий командир решил, что уж если эскадра вышла из Босфора, то туда же, вероятнее всего, и вернётся. Поэтому он приказал развернуться на шестнадцать румбов и идти зигзагом, тщательно следя за сигналами от чужих кораблей по водным потокам. Через два часа камешек на серебряной пластинке засветился тусклым красным огоньком. Проверка направления указала на норд-ост. А ещё через три четверти часа мачты трёх чужих кораблей показались над горизонтом.