Максим Макеев - Московское боярство

— А если не дам? — голос потерял властные нотки, стал дребезжащим, — И не верну?

— Толик, оформи ему, — парень кивнул, и отправил за стену чесночную гранату, из переносной мортирки вроде тех, что при бое с боярином использовали, только меньше размером.

За стенами крепости — ругань, крики, что-то даже упало.

— В следующий раз с огнём пущу, крепость твою спалю да людей пленю! — ну а что мне делать, надо соответствовать местным реалиям, — Думай давай, чем за обиду ответишь. Мы твоих людей взяли в лесу, они, пока ты думаешь, у нас побудут!

За стеной опять крики, ругань, только на этот раз более яростные. Видать, родственник тех, кто у нас в заложниках, засуетились. Кукша же подал сигнал, и трое наших отправились на место ночного привала — там лодка спрятана и пулемёт для неё. Вернулись быстро, начали собирать судно. Лоханка та ещё, конечно, но двоих человек и пулемёт себя в ней чувствуют нормально. Собрали, столкнули посудину на воду, вышли на озеро под удивлённые возгласы из-за стены. Наши в лодке дали очередь из пулемёта, народ в крепости опять начал кричать.

— Что там у вас? — Кукша крикнул «мореманам».

— Лодки отвязывали, теперь ушли! — донеслось с озера.

— Ну и ладно, успокоился племянник, — ну что, второй этап?

— Ага, приступаем.

Второй этап — это создание осадного лагеря. Пулемёт нацелен на ворота, пять человек на конях — манёвренная группа на случай подмоги нашим засадным постам. Остальные живенько так начали повторять процесс, от которого офигел в своё время Федя. Быстро пилить деревца помельче, ставить частокол, натягивать на него колючую проволоку, взятую с собой. Пятёрка конников ушла по нашему маршруту, надо забрать часть снаряжения. Пленные свалены пока в кучку, но для них тоже делают «концлагерь», внутри нашего небольшое пространство с оградой из проволоки. Туда — палатки, спальники, их с большим запасом брали, да пару буржуек полевых. Палатки большие, под десять человек сделаны, их быстренько собрали, один наш воин, из ГБ. В ней Толик, что был за переводчика, начал проводить опрос. Пленные ни в какую не идут на контакт, но мы на скорый результат и не рассчитывали, есть ещё время.

За нашими действиями с наблюдали со стены крепости, периодически раздавались голоса. И голоса те были все тоскливее и тоскливее. Если и был у них шанс, как они думали, на атаку, то они его упустили. Все, крепко лагерь стоит, и пулемёт внутри дулом водит. Мои вояки рассыпались по окрестностям, начали устанавливать сигнальные мины…

— А что за обиду возьмёшь? — к вечеру продолжились переговоры, я с комфортом расположился на еловых ветках.

— То ты сам определишь. А я посмотрю, насколько твоя плата обиду покроет, — не хотел я определять сам сумму, по размеру предложенной мне дани хочу понять, насколько мы запугали этого старейшину.

За стеной оживлённо загомонили, потом голоса стихли, разве что головы появились над крепостью. В ту сторону, неприцельно, полетели травматические пули, нечего тут пялиться на наш лагерь. Через щелки в заборе вон смотрите.

Ночь прошла беспокойно. То тут то там срабатывали «сигналки», потом слышалось негромкое пыхтение пулемётов и крики «За стену!». Да ещё и лодка наша пару раз зажигала прожектор на носу и стреляла по пытавшимся слинять на плавсредствах. Выспаться удалось плохо, поэтому утро встретил в преотвратном настроении. Завтракал, думал, пил отвар. Пленные смотрят затравленно из своего загона, попытки развязаться пресекаются часовым. Сейчас они все в одной палатке, спутанные верёвками, да ещё и под светом факелов. Начнут сотрудничать — облегчение режима, другая палатка, развязанные руки. Пока желающих идти на контакт с администрацией нет. Наступал третий этап нашего плана. К нашему лагерю московские бойцы стали стаскивать оставленные корелами ресурсы — сено да дрова, в основном. Это вызвало крики недовольства в крепости, особенно когда все в кучу сложили, да поднесли недвусмысленно факел. Шевеление в крепости усилилось.

— Ну что, клоуны! Надумали там? — зло крикнул я, шея болела после ночёвки в полевых условиях, несмотря на наличие спальника.

— А ты уйдёшь, если заплатим? — опять тот дребезжащий голос, старческий, по-моему.

— А то смотря сколько заплатишь, да как клятву дашь! — я продолжал гнуть свою линию.

— А с сеном что делать будешь? — другой голос, помоложе.

— А если не отдадите моё, да дань сверху за обиду не положите, сожгу к лешему, и весь сказ.

Приплыла лодка, в неё залезла новая смена «озёрно-пулеметного» дозора, и лоханка вышла на озеро. Подтянулся Кукша, он ночь дежурил, отсыпался.

— Ну что, никак?

— Не-а, сидят, орут, но не несут. Вот же идиоты! — сказал я пасынку, — Эй! В крепости! Мы тут долго сидеть можем, до зимы, почитай! У вас тут леса богатые, грибов да рыбы много, сено опять же есть, бабы ваши вон лежат! Думай быстрее, а то потом дожди пойдут, погода испортиться…

Гомон у крепости усилился, но после громкого приказа, затих. Мы продолжали осаду. К вечеру появился прогресс — очень испуганный мужик практически выполз из приоткрытых ворот крепости, и, с очумевшим, крайне настороженным видом, двинулся с большим мешком в нашу сторону. Мы встретили его молча, тот поставил мешок ближе к нам и побежал обратно. Ему опять приоткрыли ворота, и мужик скрылся за стеной. Стали рассматривать принесённое. Там наши инструменты, причём не все, да и дань. Последнее — слезы, эти придурки нам рыбы сушенной насовали! Ну нет, это уж оскорбление!

— Ты там, придурок старый, вообще рамсы попутал? — меня прямо обида взяла, — Я тебе чего, пёс шелудивый, чтобы на кости рыбные бросаться!? Да за такое я тебе сейчас ворота спалю, к лешему, да пленных перебью!

Про пленных врал, конечно, но обиду такую в это время стерпеть никак нельзя, уважать перестанут. Вот и полетели к воротам зажигательные гранаты. Такие же, как чесночные, только смесь другая, горючая. Ворота быстро занялись, сверху на них полилась вода. В «поливальщиков» полетели травматические пули. Ворота догорели уже впотьмах, даже стены чуть испортились. В дверном проёме оказалась наспех собранная баррикада из каких-то телег, бочек, брёвен и веток. Эта ночь была спокойнее — два раза только «сигналки» сработали.

Утром опять пришёл тот же мужик, неловко перебравшись через баррикаду. Опять мешок, там ещё рыба и другое продовольствие.

— Слышь, дятел! Ты вообще оборзел!? Ты чего мне суёшь!? Ты так мне за обиду платить пытаешься!? Мне, Государю Всеросийскому!? И кто!? Голова корельский!? — эти утром настроение было получше, поэтому в конце речи я сбился и хмыкнул, уж очень похоже получилось на анекдот про конопляного муравья.

Кукша выгнул бровь вопросительно, я рассказал шутку, только вместо конопляного появился пьяный муравей. Заржал весь лагерь, пленные съёжились, за стеной послышался гомон. История с мужиком повторилась ещё пару раз за день, и он все продолжал таскать мне продукты! Ну вот каким дебилом надо быть, чтобы из осаждённой крепости таскать продукты осаждающим в качестве дани!? У меня закрались сомнения насчёт адекватности старейшины…