Владимир Мельник - Оперативный простор [СИ]

– Камандыр, иди чай пить! – позвал сидящий у печки Балумханов.

– Сейчас! – отозвался Свешников.

Лев лежал на топчане, положив под голову вещмешок, укрывшись шинелью и тело охватило какое-то странное, но приятное оцепенение, от которого никак не хотелось избавляться. В голове промелькнула мысль послать к черту этого «нерусского бабая» Балумханова, вместе с его чаем — лишь бы его никто не трогал. Закрыл глаза, а перед внутренним взором жена да детишки: Лиля и Рая с Семой. Что с ними сейчасХорошо, что хоть далеко от фронта... В Ташкенте... Родной Кировоград давно уже под немцем... А вот и Батайск! Короткий марш к берегу Дона, где поджидали остальные части 317 стрелковой дивизии. Всюду вездесущий осенний дождь... Снова расползавшаяся под ногами песчаная грязь. Вымокшая одежда тепла не добавляла и все время хотелось спать. Два дня махали лопатами, готовя окоп под «сорокопятку» и расчет на танкоопасном направлении. Сначала рыли основную позицию, а потом — запасную. Труднее всего было заставить работать этих «нехристей». Кровавые мозоли, обильный пот, несмотря на холод. Готовились встречать «фрицев»... На следующий день пролетела весть, что полк перешел в состав 56-й армии. И буквально через два часа дали команду на сборы и выступление. А куда и зачем — никто не знал. Зитоев сидел на козлах упряжки и изредко клевал носом. Дон уже позади и теперь полк шел по бескрайним степям, холмы изредка разнообразили равнинный пейзаж, который наверное помнит еще и Батыя, и казацкую вольницу... Второй день на марше и конца-края переходу не видно. Расчет шагал рядом с орудием: Свешников никому не разрешал садиться на станины и ехать с комфортом. Ведь это чревато несчастным случаем — можно уснуть и упасть под колеса своей же «сорокопятки». Да и лошадей мучить лишним весом не стоило, мало ли сколько еще идти. Это ведь животина бессловесная — что с нее возьмешьА вот русский солдат все выдюжит, стиснет зубы, ругнется незамысловатым матерком и, поправив вещмешок за плечами, пойдет дальше. «Воздух!» неожиданно пронеслось над походной колонной. Несмотря на пасмурную погоду появились две тройки «лаптежников», которые включив сирены, заходили на штурмовку. Послышалась беспорядочная винтовочная стрельба и взрывы бомб. Лев подскочил к ездовому, подзатыльником сшиб наземь, заскочил на козлы и направил свое орудие в кювет. «Ложись, сукины дети! Ёб вашу нерусскую маму!» – прокричал он остальным своим артиллеристам. Метрах в пятидесяти рванула немецкая бомба. Страшно... Убедившись, что расчет залег, Свешников уткнулся лицом в придорожную грязь и обхватил голову руками, стараясь заткнуть уши, чтобы не слышать этого леденящего душу воя и взрывов. Наверное, прошла целая вечность, пока закончилась бомбежка. То тут, то там слышались стоны, крики раненых и умирающих. «Санитара!» – кто-то крикнул неподалеку. «Вот и первое крещение кровью, мать вашу!» – подумал Лев. Руки дрожали и отказывались слушаться. Слава Богу, что в расчете все целы, в том числе орудие и лошади. Бойцы уже начали вставать и отряхиваться.

– Камандыр, ты болше мама нашу нэ ругай! – сказал подошедший Балумханов. – Еслы нэ так что-то дэляю, так и скажи: Балумханов, ты ищак! А мама нэ трогай...

– Прости, браток, – выдавил из себя Свешников, пытаясь дрожащими непослушными пальцами свернуть цигарку.

К вечеру пришли на какой-то хутор, где распологался КП дивизии. Ночевали в сарае, натаскав перед этим сена из чуть ли не единственной уцелевшей скирды, которую из-за наступления немцев не успели убрать с поля или сжечь. Костры разводить запретили, чтобы не навести ночную авиацию противника и не давать ориентиры диверсантам. Поэтому доели последнюю банку тушенки из НЗ не разогревая. Растолкли последние сухари, смешали с холодной водой, чем и дополнили свой нехитрый скудный ужин. Несколько дней полк приводил себя в порядок после марша и авианалетов. Шестого ноября приказали выступать на Большие Салы, где предстояло занять оборону протяженностью почти пятнадцать километров на северо-запад до села Генеральское. Только пришли, как снова окапываться, снова налеты авиации фашистов, новые жертвы. После небольшого скоротечного боя передовых частей полка наступило четырехдневное затишье. Тогда относительно легко выбили немцев из села — они совсем не ожидали подхода свежих частей дивизии. Скорее всего «фрицам» понадобилось время для перегруппировки. Снова лопатка с отполированным ладонями до лакового состояния черенком в руках и ты долбишь, долбишь твердый, каменисто-известняковый грунт, чтобы «закопаться в шар земной». Пехоте-то хорошо — только для себя копаешь ячейку, а противотанкистам приходится рыть и под себя, и под орудие. Причем, любой из расчета осознает, что после каждого боя личный состав батареи ИПТА выбывает на 70-80 процентов. Недаром же «сорокопятки» называют «Прощай, Родина!» или «П...да расчету». Может ты себе могилу роешь. Хрен его знает! После танковой атаки, если кто живой останется... скинут тебя в такую яму, быстро забросают землицей и... и все. «И никто-о-о не узна-а-а-ет, где могилка моя...» «Да уж!» – ухмыльнулся про себя Лев Самойлович, похлопывая лопаткой бруствер окопа командира орудия, – «Ну и мыслишки у тебя перед боем...» Тем не менее, люди вгрызаются в землю, поливая ее своим потом. Поливают потом, чтобы вскоре полить и кровью.... Просто так, ни за понюх табаку, никто не хотел отдавать свою жизнь. Для того, чтобы погибнуть — большого ума не нужно. Ты должен выстоять и не пустить врага дальше. Например, как вот сейчас: не пустить немца на мост через реку Тузлов... Свешников чувствовал, что драка будет страшная. Но почему «фрицы» так подозрительно затихлиДаже вездесущие «мессера» да «лаптежники» уже второй день не появляются. Изредка на большой высоте «рама» покрутится и улетит. Несмотря на холодную осеннюю погоду, Льву было «душно», что ли. Знаете, как перед грозой: маринует-мучает и ты невольно ждешь, когда же все-таки ударит первый гром, сверкнет первая молния и тяжелые радостные капли ливня прибьют донимавший до этого зной. Вот и сейчас... Хуже всего — это неизвестность и неестественная тишина на переднем крае обороны, изредка нарушаемая короткими пулеметными очередями и одинокими винтовочными выстрелами, а в темноте — дополняемая хлопками и шипениям осветительных ракет с обеих сторон. Невольно думаешь: «Ну, скорее б уже они полезли!» А вот, нет, хрен тебе! Надо помурыжить! Короткий пасмурный осенний день незаметно «сдал вахту» иссиня-черной мгле степной ночи. Светящиеся шарики осветительных ракет с ленивой медлительностью парили над нейтральной полосой. Ближе к девяти вечера в тылу немцев был слышен гул танковых моторов, который ни с чем не спутаешь. Рокот движков постепенно перемещался к северо-западу. Какое-то внутренне чутье подсказывало: «Ну, вот! Сейчас полезут, суки!»... На западной околице села Генеральское завязался бой: танки и пехота противника пробовала на прочность оборону 1-й роты лейтенанта Копытина, которая в том месте стояла в боевом охранении. Всего в каких-то трех-четырех километрах было жарко. Атака фрицев продлилась не больше получаса, скорее всего это была разведка боем, в которой 1-я рота потеряла шестерых убитыми и семнадцать человек ранеными. И снова неделя ожидания... Чтобы народ не бездельничал, Лев заставил расчет углубить основную и запасную позицию орудия. О чем только не говорили длинными осенними вечерами... Семнадцатого ноября в одиннадцать часов показались бронированные клинья танков и бронемашин дивизии СС «Адольф Гитлер». Шли они в своей излюбленной манере: в форме буквы «V», широкой частью буквы к фронту. Перед этим была почти часовая артподготовка, за которой последовал авианалет «лаптежников». За техникой неспешно шла пехота, несмотря на осень, одетая еще по-летнему. Бой завязался снова у села Генеральское, первый удар приняла рота Копытина, продержались недолго — Т-IV быстро смяли передовое охранение и вышли на позиции 1-го батальона майора Хачатуряна, который тоже быстро отступил. Остановить немцев удалось только в районе с. Большие Салы, где держал оборону 3-й батальон старшего лейтенанта Трифонова. Три стальные волны захватчиков разбились о линию обороны и временно отступили. На удивление никто не побежал — смело приняли бой. Примерно в половину четвертого по полудни фашисты снова пошли на приступ. Батарея приготовилась к отражению атаки. Свешников сидел в ячейке командира орудия и смотрел на наступающую бронетехнику.