Владимир Мельник - Оперативный простор [СИ]

– Это точно. Не жалуюсь пока.

– А чего ты в СимферополисеТы ж вроде из Севастополиса?

– А вы что, не знаетеПосле того, как наши оставили Севастополис, там около недели хозяйничали турки, отстреливали всех подряд, прикрываясь понятием «зачистка от враждебных элементов». А потом, пендосы и черножопые в принудительном порядке выселили из города все оставшееся гражданское население и теперь туда могут попасть только пендосы. Даже своих союзничков в город пускают с великой неохотой. Перебазировали в Севастополис часть сил Шестого флота и авиации.

– Да уж. Сцуко ху....во, еб....й в рот!

– Кстати, забыл сказать, недавно из Бандерлогии сюда перебросили батальон добровольцев ОНА-ОНСО. Вот где отморозки! Но они здесь всего неделю, пока выжидаем. Скорее всего будет бойня за передел сфер влияния.

– А нахрен эти бандеры здесь всрались– спросил я. – Им что, на родине заняться нечем?

– Ну, это американцы решили «дать конфетку» Юле, чтобы она хоть немного обозначила свое военное присутствие в Кырыме. Ну, не все же ей, как говорится, х..й сосать! Хы-хы. – засмеялся Заруднев, выпуская струйку дыма.

– Мне интересно, как татары к этому отнесутсяНу, к присутствию «юлиных бойцов».

– Пока не знаю, надо будет с Жемилевым побазарить. Но думаю, что ему тоже не в кайф такая херня — татары ведь хотят создать свое независимое государство в Кырыме. С нами они считаются потому, что мы имеем в своих рядах около двух тысяч человек только в Симферополисе и, плюс, поддержка пендосовской администрацией.

– Скорее всего «беники» повыё....ся поначалу, выхватят пи....ды сначала от вас, потом от татар и затихнут... – сказал Зарубин.

– Либо их просто вырежут...продолжил фразу Костя. – Мужики, все это понятно, если что разрулим как-нибудь.

– Понятно, короче. В общем, Костя, давай по последней и в люлю — завтра дел куча. – сказал Валера.

– Понял. – улыбаясь ответил Заруднев, сворачивая голову фляги.

Спать легли в этой же комнате: за небольшим куском висящего брезента, в углу стоял крепко сколоченный топчан, на котором могло поместиться человек пять средней комплекции. Укрылись натовскими спальниками. Закрыл глаза... Взрыв снаряда завалил остатки стены дома через дорогу. Из низины били пендосовские САУ. Американцы штурмовали остатки военного городка морпехов в Казачке. Там еще держались остатки седьмого батальона нашей бригады и приданная ему танковая рота. По всей видимости, на наш батальон шел второстепенный удар, во всяком случае пока. В прицел оптики, приделанной к моему штатному АКС-74 бригадным оружейным мастером за флягу спиртяги (прицел в последствии потерял), было хорошо видно, как ползли два турецких М60А3 TTS, а за ними прятались пехотинцы, которые надурняка посылали очереди в нашу сторону. Более степенно и гораздо басовито им вторили танковые орудия. Ё-мое! Симфония, бля! Тем не менее, похоже, что решили охватить нас с флангов. Чтобы этого не произошло — отправил наперерез наступающим два пулеметных и гранатометных расчета. Удержать свои направления они вряд ли смогут, но нервишки черножопым «трактористам» попортят знатно. Бой длился до наступления темноты. Натовцы, как на заводе — типа проревел гудок в 20.00 и все – «штык в землю, море и небо на замок». Ушли отдыхать, изредка, больше для остраски, лениво постреливая. Оставив передовое охранение с «ночниками», отправил треть роты спать на три часа, если получится. Минут через сорок меня вызвал на связь комбат.

– Ну, что, спишь, босяк– спросил Мирошкин.

– Никак нет, наблюдаю за обстановкой.

– Знаю я, как ты там наблюдаешь. Короче, подымай людей, сейчас к тебе «ниточка» придет. Поменяешься и самостоятельно выдвигаешься, сбор в квадрате шестнадцать-два, «по улитке» восемь. Как понял?

– Принято, стодвадцать первый, сбор в квадрате шестнадцать-два, «по улитке» восемь. Конец связи, – сказал я и отложил наушник с микрофоном рации, а сам достал из под разгрузки карту-километровку.

– А ну-ка, дай фонарь и накрой меня какой-нибудь х...ней, – сказал радисту рядовому Топилину, по кличке Топа. – И чего это у тебя рожа помятаяДаже в темноте видно! Опять хрючил, наверное?!

– Никак нет, товарищ гвардии лейтенант, я ж это... дежурю. – начал оправдываться боец, а у самого действительно лицо было заспанным.

– Вот только не надо мне тут рассказывать сказки Венского леса про героическое дежурство у рации! Топилин, еще раз поймаю с заспанной мордой — пеняй на себя: отправлю к Пегрикову на перевоспитание. А теперь дай фонарь и одеяло, а сам — сходи и позови замполита. Разомнешься и сон разгонишь, заодно. Выполняй!

– Есть, товарищ гвардии лейтенант! – ответил радист и поплелся в полный рост к развалинам через несколько домов от нас.

– Б..дь! Боец, ёб твою мать! Тебе жить надоело, что ли?! Ты что ж творишь, ублюдок херов?! На «нейтралке» снайперА работают с «ночниками», а ты как по Бродвею! Какого хера ты тащишься как беременная мандавошка по мокрому х...ю?!! Пригнись, ёб...а жизнь! – гаркнул на солдата, а сам понимал — люди устали настолько, что им уже было всеравно: подстрелит их снайпер или «отработает» артиллерия противника по одиночной фигуре. Как «в воду глядел»: только Топа пригнулся и отошел метров на десять, как на том месте, где он еще шел в полный рост, разорвались три минометки.

– Эй, Топа! Ты там живой?! – позвал я солдата.

– Да, командир, кажись живой! – откликнулся Топилин.

– Бля буду, выйдем в тыл — Топа, ищи вазелин! Еще раз увижу твое дефиле как по подиуму в полный рост — пеняй на себя! Герой х...ев!

Через час пришла колонна ротной бронегруппы из вновь сформированной 13-й отдельной морской бригады. Уже начинало сереть на востоке, когда пожал напрощание руки ротному и двух его заместителей, которые пришли нас сменить. Имена я даже и не запоминал — нафиг нужно засерать мозг ненужной информацией. Удобно устроившись на башне головной БМПшки, принял по рации доклады от взводов и дал команду на выдвижение. Подбитая ранее и восстановленная машина рявкнула моторами и рванула с места. Приятная ночная прохлада одновременно забирала избыточное тепло тела, скопившееся за день и убаюкивала. Мехводам не нужно было подсказывать куда ехать — сами знали. Через час с небольшим заехали на территорию бывшей ПВОшной части на Фиоленте, в районе Каравеллы. Спешились. Построил роту и приказал проверить наличие личного состава и оружия. Все в сборе — уже хорошо: никого и ничего не потеряли. Вызвал к себе офицеров и прапорщиков, поставил задачи на чистку оружия, обустройство, помывку, смену белья, кормежку и отдых личного состава, которого осталось всего пятьдесят два человека вместе с командирами. Постепенно сюда же стягивались остальные роты, а также ГПВ и разведвзвод нашего батальона. Мирошкин не стал ротных «мариновать» долгими совещаниями, коротко поставил текущие задачи и распустил. День прошел на удивление спокойно: занимались будничными хозяйственными делами. Бойцы помылись, поели, отдохнули, теперь я им дал день для личного времени. Кто-то чинил обмундирование и экипировку, кто-то писал письма, кто-то просто спал. Решил не вмешиваться — пусть люди отдохнут. Один день можно побездельничать, хоть и сознательно пошел на нарушение. Офицеры и прапорщики, да и я с ними, благодаря стараниям старшины роты, даже умудрились попариться в импровизированной баньке, которую соорудила местная обслуга из морского транспортного контейнера. Ощущение неземной легкости и чистоты... что ли, на фоне выпитых двести грамм разбавленного «шила» сморило в сон на несколько часов. Когда проснулся, уже был вечер. Поднялся с койки и пошел посмотреть, чем «народ» занимается. К моему удивлению вся рота собралась вокруг гранатометчика из второго взвода Ленцова, кажется — он что-то читал вслух. Кто-то сидел, кто-то лежал на земле, кто-то стоял и курил. Когда приблизился, долетели слова: «Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему...». Один из бойцов, заметив меня, подал команду «Смирно!» и все начали подыматься. Поспешно дал команду «Вольно!».